Всеволод Глуховцев - Пурпурный занавес

Незнакомец и был трупом – на шее его зияла страшная резаная рана. А в грудь, под сердце бедолаге нанесли удар ножом или заточкой – по светлой ветровке расплылось багровое пятно.

Николай судорожно сглотнул, почувствовал, как затряслась каждая поджилка в его враз ослабшем теле. ЭТИ РАНЫ! – сомнений нет: здесь побывал и действовал тот самый маньяк – неуловимый, жестокий, непредсказуемый. Этот выродок нанес очередной удар, утолил кровью свое вурдалачье нутро.

Потрясенный, Гордеев попятился назад, споткнулся о корень, едва не упал.

Это привело его в чувство.

Николай не помнил, как он убрался с ТОГО места, как проделал весь путь обратно, поднялся к себе. Очнулся уже у себя в квартире, постепенно осознавая, что сидит, скорчившись, в кресле, и его бьет крупная дрожь.

Что делать? Звонить в ментовку? Обязательно спросят, как очутился ТАМ, в ранний час? Вышел погулять, совершить утренний моцион?.. Чепуха! Не поверят, не лохи. А если что, на него и повесят – им ведь, ментам, главное, дело закрыть, а уж виновного или невиновного черпанули – всем по барабану.

Вот ведь подляна-то какая! И как его угораздило «увидеть» все это во сне, а потом переться на эту злосчастную полянку?! Проделки подсознания? Или… или может, он экстрасенс?..

Экстрамудак – вот ты кто! – зло сказал себе Николай.

Никуда он не пойдет, и звонить тоже не станет. Черт с ним, с трупом – другие обнаружат. Покойнику ведь уже ничем не поможешь. А вот ему, Гордееву, стоит поразмыслить кое над чем.

В следующий час с небольшим он размышлял – во всяком случае, пытался это делать. В результате пришел лишь к одному, но парадоксальному выводу: каким-то боком он связан с маньяком.

Знаки – вот правильное слово! Это – знаки судьбы: смерть дяди, странная находка – брегет – в столь же странном сундуке, подозрительный треп алкаша-соседа, ночной звонок, всякие непонятки в духе полтергейста и – самое главное! – вещий сон и ужасная находка потом.

Ну, если это не знаки – отстрелите мне башку! Знаки… зловещие вехи… чего? Или правильнее: на каком таком пути? И не особый ли это путь, или особенное предназначение? И что будет дальше?!..

Дальше у него разболелась голова. Николай не привык думать так долго и столь усиленно. Решил сегодня не работать, на звонки не отвечать. Просто был не в состоянии правильно действовать и четко мыслить. Какая уж тут работа – за рулем ведь, не землю копать.

Мысли о земле и лопате неожиданным образом передвинулись к кладбищенским копателям могил, к покойникам и убиенным… Они оказались яркими, такими образными, как наяву – Николай увидел и скорбные лица людей, и разверстый зев могилы, и яркую зелень вокруг и ослепительно синее летнее небо…

Он чуть не застонал вслух, согнулся в три погибели. Но тут же разозлился на себя, встал: слюнтяй! Распустил сопли. А ну-ка!

Пошёл на кухню. Есть не хотелось, но он кое-как затолкал в себя завтрак; долго, мелкими глотками пил чай. Затем решил выйти из дома, хоть немного развеяться… В одиночестве того и гляди, крыша поедет.

На улице, среди прохожих и машин, и правда, чуток полегчало. Он бесцельно бродил по городу, озирался, старался присматриваться ко всяким пустякам. Это отвлекало, он даже заулыбался, увидев, как по газону скачут, сердито чирикают, наскакивают друг на друга воробьи. Остановился, стоял, смотрел, улыбался. Уже и воробьи упорхнули, а он всё стоял.

Потом улыбка сошла с его лица.

Затылком, кожей спины он ощутил странный холодок. Мурашки побежали по спине.

Он круто обернулся. Ничего.

Но – Николай был готов поклясться! – что-то было. Недобрый взгляд, предчувствие?.. Чёрт! Словно мало того, что было.

Утренняя тошнотворная картина сама встала перед глазами. Левый угол рта так и потянуло вниз, губы задрожали. Николай торопливо зашагал в глубь двора – зачем, сам не знал.

Знаки! Это вновь знаки, точно. Николай зыркнул влево, вправо. Ага, вот.

Ствол осины у одного подъезда был обвязан ярко-алой лентой, вроде пионерского галстука. Это знак. Надо идти дальше. Он ведёт.

Гордеев напрягся, плечи свелись, спина скруглилась. Шаг стал медленней, плотней. Взгляд искал знаки.

Конечно, он нашёл их. От повязанной осины взор скользнул в сторону, наискось через двор и попал в стену трансформаторной будки.

Стоп!

На кирпичной, кое-как выбеленной стене синим мелом крупно начертан вопросительный знак.

Николай двинулся туда. В горле у него пересохло, он с трудом сглотнул. Дойдя, остановился, стал смотреть, покусывая губы.

Ну что: знак как знак. Набросан резко, одним взмахом руки. Николай пожал плечами, огляделся. Куда дальше?

И неведомое не замедлило откликнуться.

Лёгкое дуновение ветра пробежалось по ветвям лип над головой. Донёсся тягучий скрип.

Гордеев вскинул голову.

Двор был пуст. У второго подъезда жёлтой пятиэтажки медленно закрывалась распахнутая подъездная дверь.

Вот оно! Николай бросился туда.

Знаки вели его. Теперь он твёрдо знал это.

Он домчался до той двери за несколько секунд. Она закрылась перед самым его носом.

Это была старая, много раз перекрашенная дверь, изрезанная, исцарапанная, со следами клея и бумаг, разных объявлений. Верхняя часть, сделанная под четыре оконца, давным-давно выбитые, заколочена фанерой.

Один обрывок привлёк внимание Николая. Кусок тетрадного листа в клеточку, пожухлый, выцветший, едва различимы были на нём чернильные буквы. Николай осторожно поднёс руку, дотронулся пальцами, разгладил бумажный завиток. Вгляделся. Слова все растеклись, и только прочиталось: «…остановка «Снежный бульвар»…

Снежный бульвар. Так! Это ближайшая отсюда остановка на Проспекте. Николай обернулся, сощурился, прикидывая маршрут. Сквозь дворы, вот туда… и вон там. Ладно.

Упругой охотничьей рысью парень припустил к Проспекту. Он шёл по знакам как траппер по следу зверя, азарт и опаска разжигали его. Что-то говорило, что там, на остановке – всё. Конец погони. Разгадка.

Николай то бежал, то переходил на скорый шаг, то вновь пускался трусцой. Бульвар приближался. Приближался. Но…

Но чем ближе он, тем медленнее делался ход, а за два дома до Проспекта Гордеев и вовсе остановился – как человек, вспомнивший что-то важное. Он постоял, брови его хмурились. Посмотрел влево, увидел лавочку и сел.

Стоп, Коля – сказал он себе. Это ты что-то того… Перегрелся. Он приложил ладонь ко лбу, будто и в самом деле хотел охладить его. Но ладонь была горячая. Николай опустил руку.

Чёрт, какая глупость. Он точно протрезвел. Глянул вверх. Небо такое ясное, крохотные листочки такие зелёные… Он тряхнул головой и встал.

Николай немного рассердился на себя. Наваждение схлынуло, и теперь он очутился дурак дураком. Аж плюнул с досады. Полез за куревом, достал пачку и обнаружил, что сигареты кончились.