Юрий Пивоваров - Архив Смагина
Деньги были нужны – сермяжная правда. Очень нужны! Но тратить-то их нельзя – старая школа – дорогая школа запрещала. Виктор мог подключить свои связи и без особого труда вычислить кредитора. Но интуиция подсказывала: если ошибка, то через день-другой все выяснится. А вот чуйка кричала: нет, не ошибка это, мой дорогой Виктор, это продолжение неприятностей, и никого ты не вычислишь. Пришёл человек в сберкассу, назвался Кладовым или, там, Алмазовым и перечислил. В напряжённой борьбе мнений победила чуйка.
Победа эта выразилась в том, что к вечеру Виктор получил по почте на домашний адрес пакет. На роскошной калитке звонков было два – один для посетителей и гостей большого и совсем недавно приветливого дома, второй – в сторонке, возле прорези почтового ящика, понятно для кого. Прозвенел второй звонок – сигнал специфический. Идти было лень, ждать было нечего. Пришлось заставить себя, вознаграждение за мужество – пакет. Не хотелось открывать, но открыл. Вытряхнул на стол.
Выпало две бумаги. Один документ – на фирменном бланке, серьёзный документ. А именно свидетельство о смерти. Бумага слегка трепетала в трясущихся руках и сообщала, что некий гражданин Кокошин ушёл из жизни совсем недавно, с неделю назад. Кто такой гражданин Кокошин, явно растерявшийся гражданин Фабрикант не знал. Он попытался вспомнить – не получилось. Попытался вспомнить, что было неделю назад, в день смерти означенного гражданина. Туман, сплошной туман. Полистал рабочий календарь, попытался разобраться в корявых записях – туман не рассеялся. На всякий случай крупно пометил дату фломастером – пригодится, может, придётся наводить справки. Взял вторую бумажку – обыкновенный листок ксероксной бумаги, а на нём крупными буквами выведено на принтере: «Хорошая работа!»
Вот такие пассажи иногда случаются в подлунном мире. Менее всего в нём устраивал Виктора тот факт, что был участником странной и несколько зловещей истории именно он. К трём затянувшимся и одному свежему судебному разбирательству, двум откровенным наездам бизнес-партнёров, готовых обратиться за поддержкой к бандитам, растущей тяге к спиртному и вытекающему отсюда иррациональному состоянию души прибавилась ещё одно пока ещё щекотливое, но грозящее перерасти в основательную занозу обстоятельство.
Когда через несколько дней поступил второй платёж с уже известной формулировкой, Виктор не удивился. Сумма – весёлая, но пугала. Без особых эмоций он прореагировал и на доставленный домой пакет. А вот вскрывать не хотелось, очень не хотелось. Но что делать? Опять две бумаги. Одна – свидетельство, подводившее итоги земного пути гражданина Бергера, во всех отношениях Виктору не знакомого. Вторая – такой же, как и в прошлый раз, лист с уже известной фразой «Хорошая работа!» и какими-то пока не понятными буквами и цифрами. Виктор глянул на дату кончины – два дня назад. Это какое число? Понятно. В этот день он напился до невменяемого состояния и домой его доставил водитель. Проснувшись, долго не мог понять: кто, где, зачем и даже за что. Похмелился – вспомнил. Зафиксировал и эту дату – крупно, размашисто. Обвёл, как и предыдущую, синим фломастером.
Виктор хлебнул коньяка и решил: это конец! Конец форменный, бесповоротный и необратимый. Но ведь не может же быть вот так – просто, глупо и настолько непонятно, что и думать не хочется. И все же рано, решил Виктор, надо разобраться, хотя бы попытаться. Он тупо смотрел на второй листок. Ниже похвалы «за работу» размещалась надпись: «КЛАД 4. 4. 87. 122».
Деньги, поступившие от Кладова, какой-то таинственный «клад» порождали в кипящем мозгу, как ни странно, агонизирующий образ надежды – нелепой, надуманной и все же небеспочвенной. А вдруг? Друг детства, почитатель, человек, который чем-то обязан и внезапно вспомнивший и получивший от судьбы возможность отблагодарить, добрый волшебник… Мало ли что может случиться в этой многосложной жизни? Но не вяжется – коряво как-то. А жизнь сейчас не корявая? А его величество случай разве иногда не решает все? Решает, решает, но это не тот случай. Причём здесь эти смерти, эти люди. Виктор ещё раз приложился к бутылке – из горла, не до изысков. Посмотрел возраст умерших: первый – 58 лет, второй – 56. Не старики, не старики. Какая здесь связь? Ничего не понятно. Если бы личности уточнить… А что это даст? Полноту картины? Стоп, и всё же – о каком кладе идёт речь?
Вечер, почти ночь, издёрганные нервы, большой дом, пустой двор, дела – швах, большое, но уже не так любимое кресло, третья пачка сигарет за день, коньяк уже не спасает. Виктор выключил свет и подошёл к окну, оно выходило во двор. Если взяли в оборот, значит, следят. Тёмное небо, звёзд не видно, унылый двор, пожухлая неухоженная трава, собственное отражение в окне. Не видно ни шпионов, ни снайперов, ни громил с битами. Никого. И понятно, что их быть и может. Почему понятно, Виктор не мог объяснить даже себе. А что касается посторонних, то пока такие вопросы никто не задавал, и это радовало. Голова ещё соображала: перестал ездить за рулём пьяным; спасает служебная машина и водитель. Он, кстати, судя по поведению, скоро сбежит. Но личная машина – в гараже, какие удалые мысли могут посетить этой или другой ночью? Может, её как-то сломать безвозвратно? Нет, рано.
Неприятности и довольно серьёзные случались у Виктора и ранее. И тогда подставляли своё не могучее и кривое плечо водочка и коньячок. Но в те сложные периоды Виктор Фабрикант всегда нутром чуял: это ненадолго, это пройдёт, это от перегрузок – нервы. И у него были свои пути преодоления подброшенного коварной судьбой кризиса, так он называл мужские критические дни. Он интуитивно определял пик падения и помаленьку упрямо выползал. Отжиманья от пола – так, что виски лопались, избиение ни в чём не повинной боксёрской груши – до помутнения в глазах и седьмого пота, редактирование собственных философских сентенций, хранимых в потрёпанной пухлой папке… Раньше этот мощный джентльменский набор помогал. Теперь проверенные приёмы не срабатывали по той простой причине, что не хватало сил к ним не то что приступить. А даже приблизиться.
Обложили? Врагов не видно, грехов, требующих ответственности, не так уж много. Зачем, кому нужна эта то ли шарада, то ли клоунада? А клоун кто? Понятно – кто.
8
Морское танго
Дед Михаил стоял на берегу. С моря дул слабый ветерок, волна – так себе. Замеченный им в море предмет, покачиваясь, приближался. В воду лезть не было смысла: и так прибьёт. И прибило. Туша крупного дельфина подплыла к берегу, развернулась и упёрлась в мель. Дед осмотрел погибшего обитателя водных пучин сначала стоя, затем присел на корточки. Брюхо начисто вырвано, на его месте зияла огромная рана. Запаха не было – погиб дельфин недавно. По камням так потаскать не могло, прожорливая мелочь какая объесть – не успела бы, да и какой должна быть эта мелочь?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});