Пластмассовый бог - Николай Гусев
Я сидел, как воды в рот набрал. Почему он не признался мне в этом еще тогда, когда пришел ко мне на работу со своими откровениями? И я внезапно понял, что он действительно боится Ассамблею. Боится могущества возглавлявших ее людей. Он опять откинулся в кресле, немного помолчал и сказал:
– Я хочу уничтожить Ассамблею. Это коррумпированная организация, прямо служащая воле сильных мира сего. Она марионетка и сделает то, что ей прикажут. Я хочу устранить ее, хочу устранить также и всех, кто разрабатывает подобные компьютеры и вообще, чтобы такую машину никто больше не смог создать в обозримом будущем.
Он замолчал. Я спросил его, прекрасно зная ответ:
– Ты не много на себя берешь?
Я знал Артура Шаломбери уже два десятка лет. Это был человек, который очень хорошо понимает, что он делает и для чего, и никогда ничего не говорит просто так.
Он повернулся, взглянув мне в глаза и спросил:
– Ты поможешь мне?
– Разумеется, Артур. – Я взглянул на него с улыбкой. – Ведь я занимаюсь тем же самым.
– Да-а… – протянул Чарльз. – И что ты думаешь, Ассамблея покрывает деятельность «Заслона»?
– Наверно, мы добрались до сути, Чарли, – сказал я. – Профессор считает, что Ассамблея курирует лабораторию на Титане. И весь вопрос теперь в том, хотим ли мы вступать с ними в конфронтацию. Лично я считаю, что разговоры насчёт робота-правителя – брехня, может они там чего-то и построили, только не верю я, что эта штука будет работать. Но если ты, Артур, убедишь меня в обратном, мы с парнями займемся этой лабораторией вплотную.
Чарльз Чаррингтон отвёл взгляд, задумавшись. По сравнению с Гуглом, его компания была не то чтобы песчинка, но сравнительно мала. Но что такое он и его бизнес перед истинными хозяевами мира? Теми людьми, которые держат в руках все мировые финансовые потоки и решают, кому жить, а кому – умереть. Он оглянулся через плечо. Солнце уже зашло и небо темнело, иззубреный городской пейзаж чёрным по золоту выделялся на горизонте. В зданиях загорались огни, на улицах зажглось вечернее освещение. Чарльз, всегда такой независимый и старавшийся следовать в жизни самостоятельным курсом, вдруг ощутил со страшной силой, как иллюзорно было такое представление, что весь он находится во власти высшей, неведомой воли, которую осуществляют очень немногие люди, могущество которых неизмеримо.
– Нам пора лететь, – Чарльз стряхнул с себя оцепенение и поднялся. – Вертолёт на крыше, через пару часов будем дома! А там повеселимся хорошенько, у меня день рождения, в конце концов!
8.
Гринев так и не согласился показать доктору машину, и потому Шаломбери сделал это сам втайне от него. Его долго не было в лаборатории, а по возвращении он дождался когда и Гринев улетит на Землю по делам и тогда повел доктора Гейзенберга в конструкционный отдел.
Они прошагали длинный, темный коридор и оказались в красном сумраке огромного кубического помещения. Почти все пространство занимала серебристая сфера в диаметре наверное метров тридцать. Сферу опутывала сетка лесов. Шаломбери поднялся с доктором к наблюдательной площадке и тот увидел в поверхности сферы большое окно. Он наклонился, заглядывая внутрь. Там царили багровые сумерки. Но он что-то ещё увидел там, во мраке, подсвеченном искрами красных и желтых огоньков, будто в утробе матери, тысячи сложнейших автоматов создавали нечто, что доктор не сразу разглядел в сумраке.
Некая фигура в положении витрувианского человека с конечностями, закреплёнными на вращающемся сияющем кольце. «По образу и подобию своему», – мелькнула у доктора мысль.
Красное освещение немного разгорелось и доктор яснее увидел, что это действительно антропоморфное тело, но только из металла, пластмассы и сверхпрочных, углеродистых сплавов. Тысячи проводов и кабелей тянулись к телу, а самый толстый, слабо светящийся розовый кабель входил под основание черепа. Шаломбери подошёл к пульту и стал крутить какие-то рубильники и ручки. Вдруг кольцо остановилось, повернув человека лицом к доктору и стало медленно приближаться. Доктор Гейзенберг оцепенел. Когда до окна оставалось метра три, витрувианский человек замер и доктор увидел его лицо, по которому бегали десятки тончайших игл, печатающих головок, паяльников, микроотверток и других сверхточных инструментов, создающих это страшное подобие на недостижимое человеком физическое совершенство.
– Кто это? – спросил доктор и едва расслышал собственный голос, но Шаломбери понял его.
– Они называют его «Прародитель», – сказал он. – Они почти закончили. На следующей неделе будут испытания.
Доктор не сразу понял, что глаза «Прародителя» открыты, но в них ещё нет жизни. Это были страшные, мертвые, пустые глаза. Оно было очень, очень похоже на человека, идеальное человеческое лицо. Мужчина, женщина – не понять. Оно было мертво, доктор знал это, но ему казалось, всего только казалось, что оно все равно видит его, чувствует его, знает, что он здесь. Всего только иллюзия. Гейзенберг отшатнулся от окна.
– Зачем они создали это?
– Потому что могли, – равнодушно пожал плечами Шаломбери. – Я не знаю. Рано или поздно, но это должно было случиться, это острие прогресса. Весь мир работает над этим. Все хотят быть первыми.
– Для чего ему тело? – спросил доктор. – Я думал, это просто компьютер…
– Это все – компьютер. – Шаломбери широким жестом рук обвел сферу, а в его голосе доктору послышалось мрачное торжество. – Крупнейший дата-центр человечества. Мы собираем для «Прародителя» весь опыт цивилизации и в форме абстрактного опыта загружаем в его сознание. Эта сфера называется «Органон».
– «Органон»?
– Да, – сдержанно кивнул профессор. – Цитадель знания. Мы хотим, чтобы он нашел для нас ответы на вопросы, на которые человек ответить не может. Как возникла Вселенная, откуда взялся человек, в чем смысл жизни, что есть истина, есть ли Бог и так далее. Он будет действовать, а люди будут смотреть, как он распорядиться своей свободой
