Владимир Романовский - Полезный Груз

– Муравьев, послушайте, что же это такое!

– Это блядство. С вашей стороны.

– Вы ищете Лизу Проханову, я ассистирую. Госпожа Чайковская – не свидетель, а предполагаемый свидетель … Вы понимаете?

– Прекрасно понимаю. И очень не люблю, когда меня используют в своих целях люди, которым я не сделал ничего дурного. И при этом считают меня наивным дураком.

– Перестаньте. Подумайте о выгоде моего присутствия.

– Выгода от присутствия представителей вашей конторы представляется мне сомнительной, госпожа Пиночет.

– Сосредоточтесь, Муравьев.

– Пустяки!

– Вам ведь в любом случае нужно допросить Аниту.

– Зачем?

– Хотя бы затем, что она вполне может знать, где сейчас находится Лиза Проханова.

– Лизы Прохановой скорее всего нет в живых, как мы с каждым шагом все больше убеждаемся. Подонок приходил, чтобы украсть у священника деловые бумаги. А Чайковская ничего толкового не скажет. Что ей Лиза.

– А допросить Чайковскую…

– Нужно, но это формальность, и ваша помощь не требуется, – отрезал Муравьев. – Вы мне надоели, сударыня.

– Это самообман, капитан. Без моей помощи вы к ней не попадете.

– Ну и … пустяки … с ним. Не больно то и хотелось.

– А она может оказаться нужным свидетелем на завтрашнем процессе.

– Мне нет дела до завтрашнего процесса.

– И в деле Прохановой тоже.

– Хорош свидетель!

– Вы правы, конечно же, Муравьев. Чайковская – пьяница, наркоманка и воровка. Зато отец у нее могуч. И это может оказаться полезным вам лично. В смысле карьеры, которая, как я понимаю, под угрозой.

Муравьев прислонился было к стене, но тут же отпрянул, опасаясь за роскошное пальто.

– А ведь и правда можно ее не допрашивать, – сказал он вдруг. – Ну ее.

– Нет уж, капитан…

– Не буду допрашивать!

– Будете.

– Я даже не знаю, где эти пустяки живут, – попытался отвертеться Муравьев.

– А я знаю. На пруду.

– На каком пруду? Она лягушка, что ли, или окунь?

– Патриаршие Пруды. Неужели не интересно? Зайдем на квартиру, познакомитесь с прислугой.

– Совершенно не интересно.

– Муравьев, я вам помогаю, чем могу. Помогите и вы мне. Не капризничайте.

– Вы мне морочите голову, а не помогаете.

– Муравьев, не сердите меня!

– Не забывайтесь, сударыня.

– Простите. Ну давайте, капитан, съездим к Аните. Что вам стоит.

– Думаете, Аниту посвятили в тайну нового катализатора?

Пиночет удивилась.

– Какого катализатора?

– А того, который «Мечта» опробовала давеча возле Авдеевки. Думаете, Анита Чайковская разбирается в катализаторах? Думаете, она знает, что гелий-двадцать доставляется с Ганимеда? Думаете, она знает, что его нужно химически обрабатывать, чтобы получать топливо для батарей, обогревающих ее толстую жопу?

Все-таки я слегка переигрываю, подумал он с неудовольствием. А Пиночет – дама наблюдательная. Ну да ничего. Авось поверит.

– Ничего не понимаю. Капитан! Какой катализатор?

– Ах, вы тоже не знаете? Ну да, ведь история с новым катализатором в документах дела «Мечты» вообще не числится. Нет, я понимаю, дело общественное, а общественности, пока ее саму не начали травить убойной химией, катализаторы до лампочки. Ну и хуй с нею, с общественностью, но почему же доблестные кирасиры ничего не знают?

– Первый раз слышу, капитан. Честно.

– Соединитесь с кем-нибудь из коллег, может подскажут.

– Соединюсь.

– Пустяки! Передайте им, что подопечный ваш, капитан Муравьев, полон радушия и добросердечия по адресу вашего заведения.

Пиночет отошла на несколько шагов и, наверное, включила связь. Муравьев, стоя под навесом, смотрел, как бегут, спасаясь от дождя, сгорбленные москвичи.

Безусловно нужно ехать к Чайковской. Безусловно. Чтобы не оставалось у кирасиров подозрений. И в Авдеевку нужно – Проханову видели в Авдеевке на благотворительной функции, это отмечено в документах. Нужно проверить все возможности, пощупать все концы, и сделать все это нужно в присутствии Пиночет – раз уж кирасиры решили не следить за ним из-за угла, а открыто приставить к нему свою агентессу. К нему лично.

Пиночет вернулась – подошла задумчивым, а не обычным своим притоптывающим, шагом. И сказала:

– Я бы их всех расстреляла, честное слово.

– Да, – согласился Муравьев. – Вполне в традициях вашей конторы. Нет человека – нет проблемы. Ну, что, едем к Чайковской?

– Да.

– На троллейбусе?

– Нет, на таксомоторе. Теперь уж я имею полное право, Муравьев, и вы заодно.

И они поехали.

Сотни раз видел Муравьев Патриаршие: сквер, пруд, и растущую из середины пруда башню, и всегда предполагал, что она либо маяк для вертолетов, либо водонапорная, либо для красоты лет сто назад соорудили. Выглядела башня (цементная, круглая, с непропорционально большой, похожей на шляпу с огромными полями, круглой площадкой наверху) индустриально; украшений не имела.

Оказалось – никакой индустрии, и никаких вертолетов, какие еще вертолеты над Москвой! Чай не в древности живем. Также в башне не было ни дверей, ни видимых с улицы окон. Прямо избушка на курьих ножках. Никому бы в голову не пришло, что внутри живут люди, и не ельники, а серьезные, высокопоставленные. Когда Пиночет, стоя на тротуаре Малой Бронной, кивком на нее, башню, указала, Муравьев даже не понял, что она имеет в виду.

– Она там проживает, – объяснила Пиночет.

И снова Муравьев не понял.

Не переигрываю ли, подумал он еще раз.

А Пиночет подошла к «сторожке» – кирпичной полицейской будке в двадцати метрах от входа в сквер – и сунула мающемуся бездельем жандарму под нос диптих свой бордовый, кирасирский. В ответ прозвучало из глубин веков пришедшее, хрестоматийное московское «не положено». На которое Пиночет резко отозвалась еще более древним, до-московским, в Киевской Руси зародившимся:

– Пошел вон.

Она выхватила у жандарма из нагрудного кармана пульт управления и шагнула к дверям будки, открывающимся, как двери лифта – в разные стороны.

Жандарм слегка опешил, соображая, кого он боится больше – кирасиров или всесильного отца охраняемой. Силясь сообразить.

– Э … – сказал он, и потом громче: Э! – очевидно, пытаясь выиграть время, чтобы все-таки сообразить, кого он больше он боится.

А вдруг диптих поддельный? Да и станет ли настоящая кирасирша вот так вот выхватывать пульт у него из кармана? Кирасирша сперва позвонит, и…

Сработал импульс – жандарм схватил Пиночета за волосы, и пригнул бы ее, и, возможно, попытался бы коленом ей врезать, и наломал бы дров, но Муравьев, в котором тоже сработал импульс, свалил жандарма наземь прямым ударом в повернутый к нему подбородок.