Андрей Бондаренко - АнтиМетро, Буэнос-Айрес

«Это она забрала пустые котелки, захлопнула окошко в тюремной двери, заперла солидный замок и отправила связку ключей в карман куртки», – прокомментировал скромный внутренний голос. – «Странная и запутанная ситуация создалась, если не сказать большего…. Хантер, увлечённо кормящий бойких поросят. Плантация шампиньонов. Рыжеволосая Мария Сервантес, разгуливающая по тайным катакомбам генерала Перрона с видом полноправной хозяйки здешних мест. Подземная тюрьма, в которой томятся неизвестные наркоторговцы…. Причём, судя по пятилитровому котелку с пшённой кашей, их там, отнюдь, не два человека. А, ведь, донья Изаура сомневалась, мол: – «Ещё неизвестно – кто у кого находится в плену…»…. Хрень навороченная, короче говоря. Что будем делать, братец? Можно вернуться, разбудить Татьяну Сергеевну, вместе с ней проследовать на заброшенную платформу, там дождаться Никона и провести экстренное рабочее совещание, посвящённое всем этим вопиющим непоняткам и казусам. Конечно же, можно. Не вопрос…. Кстати, взгляни-ка вдоль стены. Видишь, крошечное жёлтое пятнышко? Значит, там тоже закреплена электрическая лампочка. Для чего? Зачем? Следовательно, у данного, едва видимого перекрёстка расположен какой-то серьёзный и важный объект? Сходим и посмотрим? Если, конечно, не слабо…

Он, что называется, на мягких кошачьих лапах, дошагал до очередного крутого поворота и насторожённо замер – по гладкой стене, под самым потолком, тянулся ровный ряд неярких блёкло-жёлтых ламп.

А под крайней лампочкой располагались два прямоугольных аккуратных холмика, состоявших из мелкого каменного крошева. В изголовье каждого насыпного объекта лежало по круглому чёрному булыжнику.

– Могилки, не иначе, – прошептал Артём. – Причём, свежие. Я в этом, как-никак, кое-что понимаю…. Это что же такое? Работа непредсказуемой и отвязанной сеньориты Марии Сервантес? Она достаточно однозначно высказалась на эту тему, красуясь перед заключёнными подземной тюрьмы. Мол: – «Если рассержусь, то тут же пристрелю…». Да, уж, очередная закавыка…

Очередной неадекватный сюрприз поджидал его уже под второй блёкло-жёлтой лампочкой.

– Ни хрена же себе, мать его, – вырвалось непроизвольно.

И, честно говоря, было от чего впасть в самый натуральный ступор. В каменной стене обнаружилась ниша прямоугольного сечения, закрытая толстым стеклом, за которым – в светло-голубой светящейся дымке, пронизанной частыми морозно-белыми завихрениями – неподвижно лежало тело ребёнка.

Артём – от неожиданности и изумления – только громко сглотну вязкую слюну, внезапно заполнившую ротовую полость. А, вот, его хладнокровный внутренний голос тут же попытался внести некую ясность, заявив: – «Ты, братец, главное, успокойся. Чай, не маленький мальчик. Давно уже пора научиться – справляться с избыточными и нездоровыми эмоциями. Мол, ничем нас, бравых, не пронять, мол, и не такое видали…. Тем более что дальновидная донья Изаура предупреждала: – «В тайных подземельях находятся маленькие и беззащитные дети, которые нуждаются в вашей помощи…». Похоже, что предсказания слепой старушки продолжают сбываться…. Теперь, что называется, по делу. Ребёнку, облачённому в светло-серую ночную сорочку до пят, будет, наверное, лет пять-шесть. Судя по длинным платиновым волосам, это девочка…. Теперь о странных морозно-белёсых завихрениях. Знакомая – из различных телевизионных передач – картинка. Может, мы имеем дело с разновидностью жидкого азота, а над маленькими детишками ставят опыты по «замораживанию»? Типа, чтобы «вернуть к жизни» в далёком Будущем? Интересная мысль…. Что, братец, немного пришёл в себя? Молодец. Только, пожалуйста, не расслабляйся раньше времени. Лампочек-то здесь много. Что мы увидим под ними? Кто знает…

Артём насчитал тридцать камер, заполненных бело-голубой морозной субстанцией. В двадцати восьми из них находились «замороженные» дети – визуально – в возрасте от трёх до десяти лет. Две же ниши оказались пустыми.

– Две свободные камеры, два могильных холмика, – печально пробормотал Артём. – Невесёлая, однако, ассоциация…. Следовательно, два опыта завершились неудачно? То бишь, детишки умерли? И за всеми этими бесчеловечными исследованиями стоит ни кто иная, как сеньорита Мария Сервантес? Вернее, она эти гадкие исследования и возглавляет? Бедный Лёха Никоненко. Как он отнесётся к этим нелицеприятным фактам? Да, паскудная ситуация вырисовывается…. Фу, даже голова закружилась, пот течёт по лицу. Слабость, мать её, навалилась…

Он, борясь с внезапно-подступившим недомоганием, снял с головы защитный шлем, пристроил его на бетонном полу, рядом с тридцатой – пустой – камерой, и облегчённо выдохнул:

– Отпустило, кажется, слава Богу. Дышать стало легче.

Где-то недалеко раздался заливистый женский смех. Артём поставил автомат на предохранитель и забросил его за спину.

«Правильно!», – одобрил внутренний голос. – «Чтобы, находясь под воздействием благородной ярости, не пальнуть по «исследователям», которые могут случайно подвернуться под горячую руку…».

Женский смех повторился, вскоре к нему присоединилось тоненькое детское хихиканье.

Не совсем осознавая, что он делает, Артём прошёл метров двадцать-тридцать вдоль стены и заглянул за угол. На относительно-ровной бетонной площадке, освящённой несколькими лампочками, проходил футбольный матч. За одну из команд выступала сеньорита Мария Сервантес, другая же состояла из двух худеньких долговязых девчушек восьми-девяти лет от роду. Все три игрока, увлечённо пиная воздушный детский шарик тёмно-зелёного цвета, веселились от души.

«Братец, посмотри чуть правее самодельных ворот!», – забеспокоился чуткий внутренний голос. – «Опасностью пахнет…».

Он повернул голову примерно на тридцать-сорок градусов и мысленно охнул – за большим бурым баком, готовясь к прыжку, застыла здоровенная немецкая овчарка. На белоснежных клыках собаки угрожающе пузырилась розовая пена.

Понимая, что уже не успевает воспользоваться автоматом, висящим за спиной, Артём сделал шаг вперёд и громко закричал:

– Мария, берегись! Там, за баком…

Прогремел пистолетный выстрел, многократно усиленный нервным подземным эхом. Ещё через мгновение голова Артёма ощутила болезненный тупой удар, перед глазами поплыли разноцветные круги, которые, постепенно тая, превращались в абсолютно-жуткую черноту.

«Это – конец», – успел прошептать насмешливый внутренний голос. – «Финальная сцена завершена. Спектакль сыгран до самого конца. Довольные зрители, радостно похохатывая, расходятся по домам. Сейчас невидимые, но старательные работники сцены опустят занавес…».