Александр Лонс - Флэшбэк - flashback

Я быстро оделся, причесался и убрал постель. В дверь постучали. На пороге стояли две вполне симпатичные девицы — с пухлыми губками и обманчиво невинными глазками. Привела их пожилая дама, чем-то похожая на учительницу начальной школы. И тут же потребовала предоплату — двести кредитов, предупредив, что чаевые — уже по моему усмотрению.

Весь вечер путаны провели со мной за обычными разговорами, и до секса дело не дошло. Девушки пили заказанные мною напитки, делились байками из своей жизни и мечтательно говорили, как им осточертело существование в их городе, и как они желают уехать куда-нибудь далеко и надолго. Около трех часов ночи я решил лечь спать и с девушками распрощался.

Но спал я недолго.

Рано утром меня разбудил громкий стук в дверь. Проклиная все на свете, я накинул халат и поплелся открывать. В коридоре стояло несколько человек в полицейской форме, а из-за их спин выглядывали те самые «ночные бабочки».

— Это он! — истошно завопила одна из них. — Это он, он, сволочь! Ты, сука, за все теперь расплатишься, я тебе обещаю!

В первый момент я вообще не понял, что происходит, но полицейские быстро мне все объяснили. Оказывается, эти шлюхи с утра пораньше явились в полицейский участок и написали заявления об изнасиловании в особо извращенной форме. Якобы они накануне вечером пришли вдвоем ко мне в номер, чтобы одолжить сигарет, а я затащил их к себе, связал и изнасиловал. Обоих. По очереди.

Сотрудники полицейского участка решили действовать незамедлительно, пока подозреваемый, то есть я, не скрылся с места преступления. Они тут же прислали в отель пару машин с оперативной бригадой и предложили мне проследовать под конвоем в участок для проведения следственных действий.

Девушки ехали за нами во второй машине, но самое удивительное, что, когда мы выходили на улицу, они шагали следом и, изображая несчастных жертв, горько рыдали, чуть ли не бились в истерике, вопя на два голоса:

— Этот подонок, негодяй, гнусный отвратительный тип изувечил всю мою жизнь! Кастрировать его надо, причем публично! Этому ничтожеству надо прострелить голову, ржавым гвоздем выковырять мозги и размазать их по стенке!

По документам я числился обычным бизнесменом — гендиректором компании «ЮниКод», и раскрывать свою истинную сущность не мог — Старик за это не то что отдела, работы бы меня лишил. Я не сопротивлялся — спорить с полицией бессмысленно и крайне опасно для здоровья. Меня обыскали, раздели догола, отобрали все вещи и, переодев в серую робу, запихнули камеру, но почти сразу увели в лабораторию для взятия образцов на анализ. Для экспертизы.

45. Алекс

А может, перестать обращать внимание на проблемы и трещины внешнего мира? Заниматься только своими делами, не смотреть на то, что происходит с другими, жить в своей скорлупе? Дом, семья, работа, медицинская страховка, большой компьютер с плоским экраном, ноутбук для перетаскивания с места на место, холодильник и куча всяких бытовых мелочей, которые и составляют основной смысл этой скудной жизни? В мире каждый момент кто-то умирает, а кто-то рождается, а кто-то делает аборт. В минуту сталкиваются между собой тысячи машин, одни люди разводятся, другие женятся или меняют свой пол. Особо верные изменяют тебе с твоими лучшим другом. Сотни красивых людей садятся на иглу, сходят с ума или кончают с собой, что в принципе, одно и тоже. И никто не знает, как о нем завтра отзовется человек, который только вчера говорил кучу лестных мелочей. И кто знает, задумается ли он над тем, что предал друга только потому, что тот с ним мог поступить точно также? Все старое уходит, уступая дорогу новым вещам, которые не идут в сравнение ни с чем, кроме низкопробного товара, который нам впаривают ежедневно, как высший сорт.

Алекс давно уже обратил внимание на своеобразный парадокс — Петербург он знал лучше, чем город, в котором жил со дня своего рождения. Более того — здесь, в этом городе, где жили многие поколения его предков, он часто ощущал себя чужим, поскольку плохо знал современную Москву.

В Москву Алекс вернулся в девять часов с минутами. Ленинградский вокзал встретил его обычным гомоном, бестолковой суматохой и какой-то особенной вокзальной вонью. Все здесь присутствующие, — мужчины, женщины, дети были поглощены каждый чем-то своим и отдельным. В постоянном водовороте толпы у всякого присутствовала своя направленность и цель. Здесь каждого ожидал свой путь, и никому не было никакого дела до остальных.

Уже стоя в переполненном вагоне утреннего метро, Алекс читал и перечитывал через чье-то плечо заметку в некоей газете:

«…у нас считают, что демократия в нашей стране развивается, но по своему собственному, самобытному пути. Это дал понять сегодня министр экономики, выступая перед журналистами по итогам сессии Парламентской ассамблеи Совета Европы. «Модель формирования демократии по образцу одного государства не может быть использована ко всем государствам единовременно», — сказал глава экономического ведомства. По его словам, «наша страна избрала демократию как единственно верный путь организации своего общества. За пятнадцать лет страна прошла такую дорогу, для которой другим государствам требовались десятилетия или даже столетия…»

— Осторожно двери закрываются. Следующая станция — «Тульская».

«…вообще-то всякая настоящая демократия, — продолжал читать Алекс, — вовсе не самоцель, а некий рабочий инструмент управления страной. Государством, если хотите. На Западе, например, пользоваться демократией обучались столетиями, и только сравнительно недавно научились, да и то как-то плохо и не до конца. А у нас, к моему глубокому сожалению, с помощью нашей же родной интеллигенции, которая показала свою абсолютную безответственность и беспринципность, демократические идеи оказались дискредитированными на корню. Боюсь, что это уже надолго…»

Рядом, над самым ухом, какой-то пожилой мужик недовольно бухтел примерно такой же по возрасту даме. Вероятнее всего, жене, потому, что она ничего не отвечала, а только обреченно кивала головой:

— Почему-то за последние несколько лет я замечаю явную тенденцию: все более ранние приготовления к Новому году, — говорил мужик. — Прежде едва ли числа пятнадцатого декабря, да и то так скромненько, начинали висеть афишки и плакатики с поздравлениями, потом стоять елочки на улицах. И убирали все это числа пятнадцатого января, не позже. А теперь что? Середина ноября — уже везде висят поздравления, плакаты, растяжки, бантики, елки стоят у метро наряженные, реклама новогодняя во всю по телевидению и по радио. И заканчивается все это сумасшествие только в самом конце января, а то и в феврале! Причем с каждым годом праздник начинается все раньше и заканчивается все позже, народ уже елки дома наряжает за месяц до праздника. Скоро вообще будем в октябре начинать праздновать, и заканчивать в марте. Полгода Новый год, надо же! Самое неприятное в этом то, что это дурацкое новогоднее настроение успевает настолько надоесть непосредственно к тридцать первому декабря, что само празднование проходит, как еще один обычный зимний выходной, только напиваются все. А все потому, что накушавшись новогоднего бреда за полтора месяца до него, уже не чувствуешь апофеоза, а первого января просыпаешься с неприятным чувством, что уже все закончилось, а ты и не успел заметить. Мы сами себе портим праздник. Сами. Интересно, что же будет лет через десять?..