Лев Гурский - Есть, господин президент!

— Теперь-то я понимаю, Измаил Петрович, почему наши телесериалы — такое дерьмо, — нежно проворковала я. — Потому что вы их касаетесь своими ручонками. А по поводу похищений можете не беспокоиться: даже если меня угораздит попасть в лапы к самому страшному в мире Бармалею, я обойдусь без ваших поганых советов.

— Зря ты так непримирима, Яна. — Кравченко из последних сил разыгрывал роль почтенного джентльмена. — Что было, то прошло. В наше время надо уметь договариваться хоть с бармалеями. Любой экспромт должен быть спланирован. Это только в детских книжках и в кино помощь приходит неожиданно, в последнюю секунду… скажем, появляются алые паруса, вбегает рыцарь в сияющих доспехах…

— Нет ничего более далекого от вас, Измаил Петрович, чем сияющие доспехи, — объявила я ему, — а слова «алые паруса» в ваших устах пострашнее матерной ругани в темноте… Ладно, кушайте дальше, я ухожу. Между прочим, господин консультант, поздравляю вас с мастерским выбором. Здешняя курочка провансаль — самое бездарное блюдо во всем меню. Ее тут пересушивают и переперчивают. А вместо дорогого французского белого вина при готовке используют дешевое молдавское… Вуаля, мон ами!

Я развернулась и покинула Измаила Петровича, уверенная в том, что старший советник юстиции смотрит сейчас не вслед мне, а на свою злополучную курицу. Так и надо. Рассказать правду о блюде — гораздо более эффективная месть, чем плевок в тарелку. Будет не только испорчена одна порция, но и отравлены все последующие.

Едва я опять уселась за свой столик, как Лаптев уже в который раз потеребил нашлепку на щеке и озабоченно спросил:

— Яна, если не секрет, у того человечка из твоей прошлой жизни… у него на носу — это то самое, о чем я подумал?

— Не бойся, Макс, — улыбнулась я, — у тебя-то шрамов не останется. Десять лет назад мои ногти были не в пример длиннее и острее… Гляди-гляди, нам уже пирог несут. Спорим, что и Вадик сейчас появится? Сколько его помню, он всегда успевал к раздаче.

Ведущий программы «Вкус» влетел в кадр вслед за пирогом. Первым делом он пододвинул свою тарелку, взрезал корочку из картофеля, добрался до рыбной начинки, понюхал, закатил глаза и протянул:

— Ска-а-а-а-азка!

И лишь после этого вдруг заметил, что, кроме него самого, Яны Штейн и филе красного берикса в картофельной оправе присутствует вблизи еще кое-кто — незнакомый и несъедобный.

— Ой, простите, — сконфузился Вадик, — добрый вечер всем вам. Я Вадим Кусин, ведущий самой лучшей кулинарной программы на нашем телевизионном канале. Тем более, других на канале и нет.

— Я Макс Кунце, — представился и Лаптев. — Из Кессельштейна. Специалист по… гм… по европейской эзотерической кухне.

— Как же, эзотерика, наслышан, — рассеянно покивал Вадик, — ягодки Франциска Ассизского, ведьмин студень, мистическая пицца… очень, наверное, увлекательно… Ян, так чего с Адамом Васильевичем? Ты мне по телефону сказала, что уже была у него.

Несколькими фразами я описала нынешнее состояние Окрошкина. Кусин опечалился, но поскольку по своей природе не умел долго хранить какую-либо печаль, то вскоре утешился пирогом: сожрал всю свою порцию и даже выцыганил треть моей и треть Максовой.

— Ну спасибо, порадовали, я побежал. — Вадик промокнул рот салфеткой и глянул на часы. — Ого, опаздываю! Ты, Ян, кстати, не знаешь, какое может быть меню у альпинистской кухни?

— Спартанское, конечно же, — с ходу ответила я. — Походные галеты плюс консервированные бобы, подогретые на спиртовке. Чай из термоса. Ром из бочонка… А зачем тебе? Ты в горы собрался?

— Ни боже мой! — замахал руками Кусин. — Я — в горы? Ты что! По-твоему, я Журавлев? Я рехнулся? Вот его — да, его вчера

«скорая» увезла в Кащенко, сам видел, а я-то нормальный… Нет, ребятки, не я собрался в горы, а кое-кто спустился с гор… — Вадик огляделся по сторонам и продолжил, понизив голос: — Только чур строго между нами. Официально еще не объявлено, но я уже знаю: несколько часов назад откопали обоих наших альпинистов в Тибете, Шалина и Болтаева, живехоньких и здоровехоньких. Они уже летят сюда на самолете МЧС, через два часа сядут во Внуково… Завтра за ними будет ужасная давка, но я успею раньше — первым затащу обоих в свою программу! У меня-то, в отличие от всех, есть прихват — сеструха моя двоюродная, Катька, замужем за братом жены Болтаева… Ну все, чао, я поскакал во Внуково! В последнюю секунду я успела ухватить Вадика за ремень:

— Стой! Куда? А письмо, которое мне пришло, ты принес?

— Письмо? Да, письмо, хорошо, что напомнила. — Кусин зашарил по многочисленным карманам, отыскал в предпоследнем по счету желтый конверт, сложенный вдвое, сунул его мне в руки и убежал.

Я разгладила письмо на столе: ну точно, вот он — оттиснутый чернильный вензель Адама Окрошкина вместо обратного адреса. Буквы «А» и «О» сплетены вместе и перевиты ленточкой-веточкой. Понять не могу, как такую очевидную художественную монограмму можно принять за скучный штамп акционерного общества. И ведь никакое нынешнее АО не станет рассылать послания в таких конвертах, которым впору в исторический музей. Вадик — человек неглупый, но иногда у него смекалка отказывает напрочь.

Аккуратно оторвав полоску сбоку, я вытащила густо исписанный тетрадный листок и пробежала глазами первые несколько строк.

«Яночка, солнышко, — писал Адам Васильевич, — извини, что прибегаю к эпистолярному способу общения, да еще посылаю это письмо на адрес господина Кусина. Однако к тому есть веские причины. Твой новый знакомый, Макс-Йозеф, быть может, человек и неплохой, однако в общении с нами он проявил лукавство.

He имею понятия, откуда он родом, но уж точно не из Кессельштейна. Я его трижды испытывал, и испытаний он не выдержал. Во-первых, всякий уроженец Великого герцогства знает, что династия Типпельскирнов славится вовсе не дикой уткой, запеченной в каштанах, а жареным гусем с цветной капустой. Во-вторых, баранина ни в каком виде не входила и не входит в число национальных блюд Кессельштейна. Ну и, разумеется, Кессельштейнская овощная похлебка никогда не подается с козьим сыром и пуккиней — это как если бы сказать, что в средней полосе России водку закусывают не солеными огурцами, но оливками, фаршированными перцем пимиенто…»

— Шпион Гадюкин, ваша карта бита, — торжественно приговорила я Лаптева. — Адам Васильевич тебя раскусил. Не появись на нашем горизонте папа Юрген, я бы все равно через пару дней узнала, что ты мне врешь. Ты притворялся Кунце, ни фига не разбираясь в национальной кухне его родной страны. Ты ничего не знал про баранину, их похлебку, дикую утку и так далее. Позор!