Сергей Алексеев - Молчание пирамид

— Опять липа, не поверит самозванец… Палатки ваши у лога?

— Наши. Там целая группа обеспечения. Спецназ…

— Сколько у тебя людей?

— Как говорят, количество, достаточное для выполнения задачи, — ухмыльнулся Плюхач.

— Ладно, кончай прикидываться. Сколько?

— Ну, два человека со мной, два на маршруте и еще два на объекте.

— На каком объекте?

— Там, где пилят жемчуг…

— Это хорошо. Что вы там делаете?

— Сергей Николаевич… Я, конечно, понимаю, но есть такое выражение — служебная тайна…

— Ты иди и скажи это Хлопцу. Майор что-то вспомнил, затосковал.

— В общем-то, ничего особенного… Пирамиды прослушиваем пока, собираем первичную информацию…

— И что же пирамиды?

— Молчат, — вздохнул он. — Круглыми сутками. Будто там не люди — мумии. Это же надо… Один Власов стоит за станком и плачет.

— Кто это?

— Да камнерез, помнишь? Пилит и плачет…

— А что он плачет?

— Жемчуг жалко… И еще в одной пирамиде иногда слышится какой-то неясный звук.

— В какой?

— Есть там одна, немного в стороне стоит. Искристая такая…

Самохин остановился.

— И что за звук?

— Я только в записи слышал… То ли женский смех, то ли слезы, не разобрать. Спецы по акустике говорят, такой звук может издавать камень, которым она облицована.

— Таганаит?

— Ну да… Будто в нем особая кристаллическая структура, реагирующая на тепловые или магнитные изменения. Днем, например, кажется плач, а ночью смех. Или наоборот…

— Ладно, посмотрим. — Самохин вырвал клок мха и выдавил воду в рот. — Мне нужны все, и группа обеспечения тоже. Отсюда есть прямая дорога к пирамидам?

— Кривая, от стеклозавода, через пять пустых деревень…

— Вокруг Тартара много охраны?

— Да ползают там эти ребятишки в трико. Позавчера был один, вчера уже двое…

— Усилили? А внутренняя?

— Один постоянно торчит возле этой искристой пирамиды и еще телохранитель при хозяине.

— Где отдыхающая смена?

— В бункере под землей… Ты что, Тартар воевать собрался?

— Подъехать и встать где-нибудь поблизости можно? И так, чтоб не засекли?

— Можно, конечно, но… Самохин пошел к машине.

— Собирай всех своих и поехали. Плюхач догнал и виновато подтянул плечи.

— Сергей Николаевич… Но мне поручено заниматься исключительно жемчугом. Приказ о прикомандировке к «Бурводстрою» отменили почему-то…

— Ничего не знаю, собирай…

— Я нашел тебя, задачу выполнил, — забормотал тот. — Дальше, извини, буду заниматься своей работой. Ну, еще доложу…

— У тебя какая связь?

— Космический телефон…

— Богато…

Самохин остановился, шлепнул ладонью напившегося комара на щеке Плюхача.

— Передай своему руководству, до особого распоряжения я запретил даже приближаться к пирамидам, молчунам и жемчугу. Тебя вместе с группой оставляю под своим началом для оказания оперативной помощи.

— Сергей Николаевич, ты ничего не перепутал?

— Вроде бы ничего…

— Не хотел сразу говорить… Дело в том, что «Бурводстрой» ликвидировали, а его функции передали в нашу контору.

— Я слышал. — Самохин достал из кармашка удостоверение. — Но пока люди будут испытывать жажду, будет существовать и «Бурводстрой». Поэтому он вечен. Разве что вывеску меняют…

Помощник глянул в удостоверение, помотал головой.

— Вот это расклад…

Как хороший боец, он быстро восстанавливался и через несколько секунд, попыхтев за спиной, пошел рядом.

— А я думаю, что ты такой важный стал?.. Вон даже брюшко появилось.

— Начальству положено. — Самохин подтянул живот.

— Все равно я сначала доложу руководству. Уже возле машины, разворачивая космический телефон, он вдруг спохватился и на лице его возникла ухмылка, которую Самохин еще в Забавинске терпеть не мог.

— Товарищ полковник… Вы меня шокировали, забыл и сказать…

— А что ты сразу на «вы»?

— Вчера целый день мои ребята наблюдали за пирамидами… И одно лицо промелькнуло, до боли знакомое… В общем, хотел сюрприз сделать. Ваша барышня уже там, у них.

Самохин промолчал, стиснув зубы.

— Правда, еще не в ихней форме, но ходит, как своя.

— Ты не ошибся?

— Могу ее карточку подарить. Портрет! Снимали с расстояния в километр, но какая сейчас оптика!.. Может, это любовь, товарищ полковник?

16

Плюхач доложил обстановку своему руководству и только развел руками.

— Еще раз извиняюсь, товарищ полковник, но мне приказано выполнять свою задачу.

Он выключил аппарат, побродил вокруг машины и вздохнул.

— Нет, я понимаю, там у них сейчас неразбериха, суета. Будут объясняться, подтверждать полномочия. Каждый одеяло на себя, каждому хочется снять пенки… А у тебя совсем туго?

— Туго, — сказал Самохин, чуть ослабляя живот.

— И вид у тебя нездоровый, дышишь плохо и лицо какое-то красное… Давление, что ли?

— Нет, это от стыда.

— Нам-то чего?.. Мы тут то грибы собираем, то просеки чистим… Один с сошкой, семеро там, с ложкой… Давай так. Пока руководство разбирается между собой, я тебе одного опера дам. Помогу по старой дружбе…

Самохин забрал у него космический телефон и ушел в болото, на свою кочку. Секретный телефон

Липового отозвался лишь с третьей попытки — видно, харизматическая личность была слишком занята.

Старые разведчики, включая даже больного смершевского сексота Добша, нравились тем, что никогда не кричали, не впадали в истерику и не делали разноса. Они могли говорить жестко и страстно относительно времени, политики и самих политиков; возмутить, поколебать их спокойствие могли события только глобальные, и они никогда не позволяли себе выплескивать сиюминутные эмоции в отношении своего подчиненного, в том числе и положительные.

— Мне уже доложили, — спокойно сказал Липовой. — Как и почему удрал от Баринова, расскажешь потом, лично. А сейчас хочу знать из первых уст самое главное из того, что произошло. У меня очень мало времени.

— Сума нищего у меня, — как можно тише сказал Самохин и все-таки с оглядкой.

— Давай без иносказаний, открытым текстом. Нас никто не слушает.

— Я и говорю открытым.

— Что это значит — сума у тебя?

— Двенадцатилетний прогноз пророка. Адмирал соображал быстро, верил на слово, но пошел не в ту сторону.

— Ты что, отнял его у Ящера?

— Он сам отдал.

— Вот так взял и отдал? Без контракта? Без требований?

— Нет, одно условие есть.

— Всего-то? Надеюсь, это не МИД?

— Ни МИД, ни прочие забавы ему не нужны.

— Чудеса случаются, — заключил он. — А что за условие?