Ольга Романовская - Паук раскинул сеть

— Можешь не верить, но я никогда бы не тревожилась за того, кто мне совсем не дорог. Арлан, разве любят за возраст? Ты единственный помог мне, поверил…

— Какой спектакль! — герцог нашёл в себе силы отнять руку. Она будто горела огнём. — Не унижайтесь, вы получите то, о чём просите.

Плечи королевы на миг поникли, но уже через минуту она нервно, резким движением поднялась.

— Это ваш выбор, Арлан, я действительно не стану унижаться. Вон из моей спальни! Я не желаю вас видеть. Никогда. И не хвастайтесь тем, что случилось в лесу. Вашей заслуги в этом нет.

Герцог не сдвинулся с места, и её величество затеплила свечу. Накинув пеньюар, королева быстро туго подпоясалась, чтобы не осталось видно ни дюйма ночной рубашки, и скрестила руки на груди. Глаза пылали яростью. Губы подрагивали.

— Ваша светлость, я жду, — напомнила королева. — Мне разбудить фрейлину, позвать стражу? И не надейтесь, будто я совру, что ждала вас.

— Хорошо играете, Алисия, только я не верю, — хмыкнул министр и тоже встал. — Я уйду, можете не беспокоиться, всё необходимое я теперь знаю. Готовьтесь к вдовству и переезду из дворца. Предупреждаю только из добрых дружеских чувств. И напоминаю: попытка рассказать мужу обернётся плачевно. У вас сын, помните о нём.

Королева вздрогнула. Руки безвольно опали вдоль тела. От былой воинственности не осталось и следа.

— Но вы обещали! — недоумённо напомнила королева. — Вы обещали, что не причините вреда.

— Вам — да, но не вашему сыну. Спокойно ночи, ваше величество. Надеюсь, завтра вы блеснёте.

Герцог поклонился и направился к тайному ходу, но королева опередила его, не давая пройти.

— Арлан, не смей, слышишь! — прошипела она, ухватив министра за руку. — Не трогай Гидеона!

Министр горько усмехнулся и разжал её пальцы.

— Хотя бы собственного сына вы любите. Доброй ночи. И унижаться передо мной действительно не стоит. Женщина обязана быть гордой.

Вот и всё. По крайней мере, теперь он может успокоиться, а не жить, гадая, любит его королева или нет. Ничего не держит, ничего не отвлекает от цели. Завтра Донавел умрёт, королева ничего не успеет сделать. Она ведь не дура, побоится за сына. С её величеством нужно обращаться как с обычной женщиной. Тяжело, но герцог справится. Сильный человек управляет чувствами, а не они им.

В дурном настроении министр вернулся к себе. Сон не шёл, поэтому, не раздеваясь, герцог лёг на кровать и потянулся за свежими депешами. Из-за охоты он не успел все просмотреть, сейчас этим и займётся.

Рутинная работа успокаивала нервы. Чтобы окончательно забыть о неприятном разговоре, министр откупорил бутылку вина, которую в последнее время неизменно держал в спальне. Так, с бокалом напитка, такого же красного, как кровь, которая наполняла силой артефакты, герцог читал донесения и накладывал резолюции.

Завтра всё решится. Либо корона, либо плаха. Хотя нет, казнить себя Арлан ли Сомераш не позволит, живым в руки не дастся. Отравленный кинжал всегда при нём. Достаточно одного укола и забытье.

Дома герцог оставил письмо. Если начнутся обыски, его найдут, если всё обойдётся, прислуга не доберётся. В нём министр брал всю ответственность за заговор на себя и просил пощадить Натэллу, не лишать её дворянства и земель. Взамен министр оставлял короне большую часть своих сбережений, в том числе, в других государствах, столичный особняк и прочую недвижимость за исключением имения в Трие: оно предназначалось дочери. Как бы герцог ни относился к Натэлле, он не желал, чтобы та отвечала за его дела.

В рассветный час придёт некромант. Министр покажет ему нужный тайный ход, расскажет о расположении комнат.

Артефакты переноса розданы, в условленный час люди герцога захватят все ключевые места. Лишь бы энергии хватило!

Герцог поймал себя на том, что уже не читает, а смотрит в пространство.

Во рту стоял привкус горечи.

Если королева всё расскажет… Что ж, такова судьба. Приказать убить Алисию ли Аризис министр не мог. Умом понимал, нужно, но не мог.

Робкий стук в окно заставил вздрогнуть. Спальня герцога находилась на втором, верхнем, этаже. Как, впрочем, и покои обоих величеств. Под окном не росло никаких деревьев: их вырубили по приказу министра. Какой ночной гость мог пожаловать в такой час? И, главное, как он туда попал, неужели некромант раньше времени явился?

Нахмурившись, министр убрал бумаги и с обнажённым мечом подошёл к окну. Встал так, чтобы незваный гость не видел, и резко отдёрнул портьеру. На карнизе с трудом балансировала чья-то фигура. Судя по росту и телосложению, принадлежала она женщине. Та вновь заскреблась в окно и опасно покачнулась.

— Сумасшедшая! — выдохнул герцог, открыв створки. — Только объяснять вашу смерть мне не хватало!

— Мозгов не больше, чем у Натэллы, — продолжал отчитывать он, встаскивая добычу в комнату. Бросив быстрый взгляд вниз, с облегчением убедился, что стража ничего не видела. Повезло. — Как малолетняя!.. Я не узнаю вас, ваше величество, и неприятно удивлён.

— А как иначе? — обиженно буркнула королева и ударила герцога по руке, призывая отпустить. — Прикажите идти на виду у всех? Тайных ходов я не знаю.

— Спать надо было, — не сдержавшись, огрызнулся министр. — Или вы насчёт сына? Сами понимаете, положение его шатко.

— Понимаю, — кивнула её величество, тяжело опустившись в кресло. На ней был костюм для верховой езды, тот самый, который так шокировал высший свет. — Я хочу сохранить ему жизнь. И я понимаю, у вас нет никаких оснований мне верить.

— Видите, — она грустно улыбнулась, — я опять переступила через гордость. Чем не доказательство? Но ваше право. Я бы тоже не поверила, если бы не ваш взгляд. Мне так не хватала такого тепла. Только не перебивайте! — королева предупреждающе подняла руку. — Я хочу выговориться, а потом уйду. Вы ведь проводите меня, не заставите снова лезть на карниз.

— Я удивляюсь, как вы вообще решились. А если б сорвались?

— Я не думала об этом, я хотела… Мне не спалось после того разговора и…

Она замолчала, не в силах подобрать слова, а потом глухим голосом попросила:

— Проводите меня до спальни. Это действительно глупость, и ничего не было. Простите. Муж ничего не узнает.

— Это предательство, — напомнил герцог.

— Какая разница, сколько раз предать! — вздохнула королева. — Сората и так не пустит в свою свиту. Я не желаю вашей смерти больше, чем не желаю смерти Донавела, я плохая жена.

Она не собиралась плакать, планировала сказать совсем другое, не унижаться, а выторговать жизнь сына. Но в итоге сделала то, что сделала, и теперь мечтала скорее сбежать.