Следователь и Демон - Александр Н. Александров
Вспышка, легкая тошнота… и мир вокруг изменился.
Фигаро смотрел сквозь Мировой Эфир.
…Алое с золотом небо прорезали черные трещины молний. Над берегом висел зеленоватый туман — жизненная эссенция пробуждающегося от зимнего сна леса. Воды пруда жидкой ртутью лениво текли, закручиваясь маленькими воронками, а над ними вспыхивали удивительной красоты фрактальные решетки — побочный эффект эфирно резонирующей местности.
И еще вокруг были Другие.
Сонмы маленьких огоньков кружили над головой Фигаро, недоуменно переливаясь всеми цветами спектра — это мелкие лесные духи покинули свои убежища под корнями деревьев, привлеченные работой устройства Артура. Шагах в тридцати от следователя билась в истерике дриада, мучительно разрываясь между любопытством и инстинктивным страхом перед человеком, испускавшим такие соблазнительные цветные волны. Рядом с берегом ворочался в камышах, страшно ругаясь, старый водяной — мощность трансляции была такова, что у Другого начались колики.
Фигаро усмехнулся и поднял саквояж.
Охота началась.
…Вниз, вниз, вдоль берега, туда, где мертвые древесные стволы лежали наполовину утонув в жидкой грязи, туда, где обломки крепостных стен, скрытые подлеском, грезили, еще храня память о людях в белых сутанах с черными крестами и других людях, облаченных в черное и алое — черные панцири, алые лилии, звон мечей, рев труб и грохот колес уходивших на запад армейских караванов. Вниз, туда где овраги, полные талой воды и прелых листьев скрывали на дне мрачные секреты прошлого: сломанное и заржавевшее ружье, простреленный на груди камзол, человеческий череп, под которым нашла себе пристанище черная гадюка… Вниз, туда где разливались широко темные воды, под которыми догнивали останки сотни лет назад покинутых деревень и ушедшие в тину и грязь камни древних погостов.
Вниз.
Фигаро остановился на берегу, где крутой склон был гол и покат; каменистая земля не давала ни единого шанса буйной растительности. Дождь уже лил как из ведра и с полей шляпы следователя стекали струи воды. Он насквозь промок и уже порядочно замерз.
И вот тогда, в тот самый момент, когда очередная молния разорвала пополам небосвод…
Многие, очень многие, должно быть, встречали Черного Менестреля в этих местах, сотни лет прошли с тех пор, как его тень впервые шагнула на берег. Но никому еще не удавалось увидеть, как именно он приходит в этот мир.
Следователь был первым, хотя, конечно, не мог этого знать.
Огромный эфирный пузырь вспучился на поверхности воды, шар чернильной, беспросветной тьмы, рвавшейся откуда-то со дна, из неведомых глубин. Он лопнул, выпустив облако черноты и это облако, скрутившись жгутом, обернулось плывущей над водой тенью.
Нельзя сказать, что Фигаро испугался. Он, в конце концов, был следователем ДДД и видел много всяких чудных вещей. Он сталкивался с демонами — большими и малыми, схлестывался с существами, терзавшими по ночам честной люд, чувствовал на затылке холодное дыхание призраков и даже однажды видел на кладбище настоящего упыря. Его держала за руку Па-Фу, Лиса-демон Внешних Сфер, в его крови горел Договор, заключенный Первым Квадриптихом с существом о природе которого следователю даже не хотелось задумываться, а в кольце у него на пальце обитал мертвый колдун повидавший места, что лежат за пределами известного Космоса.
И, все же, следователь почувствовал, как озноб продрал его до самых костей. Потому что существо, что приближалось к нему, не было драугиром, как он ранее думал.
Это было… что-то другое.
Менестрель был одет в некое подобие черного комбинезона пошитого, казалось, из блестящей текучей дымки. Его ноги сливались с кляксой кипучей тьмы, что медленно скользила к Фигаро, а в волосах цвета влажной земли сверкала черная бархатная лента. Лицо Менестреля, когда-то красивое и молодое, теперь напоминало своей недвижимостью лик мраморной статуи.
Следователь почувствовал, как аппарат Артура мелко завибрировал — включился «громоотвод». Но в следующий миг он забыл об этом, потому что Менестрель, чуть согнув тонкую шею в некоем подобии поклона, приблизился почти вплотную к Фигаро и остановился.
Ни один драугир не смог бы подойти так близко к живому человеку. Ни один призрак, ни один Ночной Летун — голодная скорлупа, тень, останки человека, жадные до тепла чужой жизни. Это было невозможно.
Черный Менестрель поднял руки, затянутые во тьму и следователь увидел свирель.
Это была очень, очень старая вещь, но она, вне всякого сомнения, была настоящей. Потемневшее от времени дерево покрывала сеть мелких трещин, кое-где свирель была в подпалинах, словно инструмент пытались сжечь, к костяному мундштуку прилипла тина, словом, свирель была не призрачной, а самой что ни на есть материальной.
Фигаро даже представить не мог, как это вообще возможно.
Но даже эти размышления напрочь вылетели у него из головы, когда Менестрель поднес свирель к мертвенно-бледным губам и заиграл.
* * *
…Даже много месяцев спустя, Фигаро (он завел привычку вести дневник, который вскоре превратился в сборник записок о его похождениях) так и не смог найти подходящих слов, дабы описать то, что произошло, когда Менестрель заиграл на свирели. Он скрипел пером, злился, комкал бумагу, и, наконец, написал вот что:
«…Астор Клерамбо, музыкант, великолепно изображавший восторженного идиота, впервые рассказывая мне о своей встрече с Черным Менестрелем, употребил такие слова: „…и моя душа разлетелась на тысячи мелких осколков“. Самое смешное, что эта фраза — лучшее описание из всех, что приходят на ум. Моя душа разлетелась на тысячи мелких осколков. И упаси меня Небо пережить такое еще раз…»
…Через год Фигаро зачеркнет последние строки и напишет:
«…я бы душу продал чтобы пережить это вновь».
* * *
…Звуки свирели на несколько мгновений просто вычеркнули следователя из реальности; он распался на кусочки и каждый из этих кусочков был воспоминанием: вот они с отцом удят рыбу на Ветровой скале, вот он склонился над умирающим Виктором Вивальди — псиоником, которого только что застрелил Старший инквизитор Френн, а вот он, красный от гордости, показывает своему учителю сопромага, ехидному старикашке Нерону Фрикассо свое последнее достижение: базовый колдовской щит. И эти осколки памяти, эти яркие звезды, вокруг которых, вращалась вся сознательная жизнь Фигаро вдруг стали неотличимы от дырочек в проклятой свирели и ловкие пальцы Черного Менестреля бегали уже по ним.
Теперь он понял, как Менестрель получал власть над своими жертвами: эта сила была способна разобрать следователя на части и заново собрать в любой угодной Менестрелю форме. Свирель могла запросто превратить Фигаро в туман над водой, в облако, в послеполуденный сон, в отрывок забытой поэмы — вообще во что угодно.
Черный Менестрель не был драугиром. Он не был