Александр Лонс - Химера

— Красиво! С Луной вообще много чего связано, — рассеяно отвечал я. — Например, некоторые люди в моем мире считают, что в полнолуние на диске Луны виден силуэт зайца, который толчет в серебряной ступке порошок бессмертия… А мне в детстве там всегда виделось человеческое лицо…

— Да, я тоже на полной Луне вижу лицо. Только оно какое-то бледное, безжизненное, истерзанное страданием, с неровными очертаниями, все в каких-то язвах. Лицо на полной Луне показывает нам, кем мы являемся перед богами на самом деле…

— Ага, точно, — согласился я. — Но сейчас оно повернулось набок, видишь? А скоро, когда мы будем в Эренее, Луна совсем перевернется, и лица мы уже не заметим. Но в целом — всё к лучшему. Нет?

Я думал тогда, что за последнее время в нашей жизни случилось много знаковых событий и еще некоторые должны произойти уже скоро. Главное — дожить до них.

17. Эреней

Эреней, в котором проживал мудрец — маленький городок в горах, одним краем выходящий к Океану и столица одноименного герцогства. Город с запутанными кривыми улицами, с крепкими домами из дикого камня, с мрачными на вид, но удивительно добродушными жителями. В столице их считали вздорными и воинственными, но это оказалось совсем не так. Здесь на каждом шагу спуски, подъемы и крошечные фонтанчики. А там, в стороне, на гигантской скале над самым Океаном, осиным гнездом нависал замок герцога, от которого я старался держаться подальше. Вблизи берега над морем и над нами, неторопливо планировали издали напоминающие птиц летающие рептилии.

Я не буду утомлять рассказом о моих эренейских впечатлениях, к тому же их было-то не так уж и много, этих впечатлений. Скажу только, что положение наше оказалось очень сложным — сначала никто не мог помочь в поисках мудреца. По слухам, сам герцог Эренейский консультировался с ним и всегда приглашал на ежесезонные балы. Хельга знала только, что мудреца считали здесь колдуном, и лишь удаленность от центральных властей полностью обеспечивала его безопасность и предохраняла от Инквизиции, которую, каким-то образом не пропускал сюда герцог.

Помог случай. Я вдруг вспомнил, что колдуны всегда селились на отшибе. На окраине. А окраин у Эренея почти не оказалось. С одной стороны располагался порт, с другой — вплотную подкатывали горы, с третьей стороны начинались подступы к замку герцога и дорога туда, и только с четвертой стороны располагались виллы людей среднего достатка. Место продувалось со всех сторон, и не очень ценилось богатыми горожанами. Более обеспеченные граждане предпочитали жить в других местах.

Утром мы с Хельгой шли по этой окраине. Девушка расспрашивала встречных прохожих, казавшихся ей местными жителями, а я вертел по сторонам головой, надеясь на свою удачу. Народ тут проживал простой и бесхитростный, но никто из опрошенных прямо не ответил на прямой вопрос. Люди либо просто отмалчивались, либо делали непонимающий вид, либо замыкались и уходили. И лишь одна старушка, пожевывая губами, произнесла в задумчивости, что да, жил такой, и аккурат на этой улице. Только вот нет его уже, да и дома того нету, развалился в одночасье. С вечера стоял, а к утру раз — и одни развалины.

— Больно уж люди-то до чужой удачи охочи стали, — с укоризной сказала она странную фразу, почему-то посмотрев осуждающе. Сказала и пошла своей дорогой.

Однако, несмотря на все эти странности, наши поиски не прошли напрасно, и не заняли много времени.

Тот дом привлек мое внимание, как только я его увидел, причем показался мне удивительно знакомым, хотя мало чем отличался от других домов. Особняк на окраине Эринея издали производил впечатление покинутого. Дом мудреца, или «колдуна», как я его про себя называл, оказался, как всегда бывает в таких случаях, на отшибе. Традиция, нарушать которую никому не дозволено, и я уж не знаю, кто постановил, где именно полагается строиться колдунам. Но удобно, не пришлось тратить время на излишние расспросы. Традиционное для здешних мест серое здание, сложенное из крупных необработанных камней. Невысокое, обширное и, судя по внешнему виду, старое. Незатейливый фасад, также как и общий стиль дома, навевал мысли о чем-то традиционно-скучном. В общем, нечто тоскливое и унылое — постройки такого типа обычное дело для этого города, я здесь видел уже много подобных. За забором угадывался запущенный сад. Окна смотрели из самых неожиданных мест, высокую черепичную крышу венчала цилиндрическая башенка, накрытая сверху чем-то напоминавшим то ли шляпку гриба, то ли тюрбан. Где-то я уже видел все это. Не такое, а именно это. Короче, я сразу понял, что мне сюда.

На старой почерневшей металлической решетке сложного рисунка болталась табличка с прилежно выведенной надписью: «Хозяин дома».

Ну, раз дома, значит можно войти. Нужно даже. Я заглянул через калитку в сад. Вопреки моим ожиданиям, сад выглядел вовсе не запущенным, а вполне аккуратным и ухоженным. Ненужный пафос отсутствовал, деревья и кусты если и подстрижены, то сохранили естественный вид. Выложенные камнями дорожки опрятны и чисты, а вдоль них росли какие-то пышные папоротники.

— Хозяин дома? — громко, с вопросительной интонацией, озвучил я надпись на табличке.

Никто не ответил. Я убедился, что тут нет ни собак, ни какой другой злой охраны, снял крючок, открыл калитку, вошел, закрыл за собой на крючок и медленно зашагал, кое-где останавливаясь, чтобы обратить на себя внимание.

Хельга осталась на улице, почему-то решив, что так будет правильно.

«Странно, — думал я, пока шел к дому, — очень странно. Известный человек, знаменитый даже. Ходит по шикарным приемам, бывает у самого герцога, а проживает на такой скромной вилле, почти в коттедже».

Я остановился на крыльце. Из дома не доносилось ни звука шагов, ни голосов, ни шорохов. Еще более странно. Должны же у него быть какие-то домочадцы или слуги, не сам же он у себя следит за порядком! Хотя, судя по виду этого особняка, может и сам. Я уже думал зайти в другой раз, но быстро отбросил эту мысль. Другого раза могло и не быть. Еще немного постоял, пожал плечами и громко постучал в дверь. Никакого ответа изнутри, разумеется, не последовало.

— Ты ко мне, юноша? — спросил кто-то сзади.

Я обернулся. От такого обращения — «юноша» — я отвык уже лет пятнадцать как. Передо мной стоял хорошо одетый немолодой господин, худой и несколько сутулый. Обычный пожилой человек незлобивого вида, с медлительно-гнусавым голосом и с большими бесцветными глазами, от которых исходило странное, прямо-таки лунное свечение. Его речь звучала, как медленные аккорды гитары. У него оказались абсолютно белые волосы, смуглое гладкое лицо, решительная неторопливая походка, и выглядел он не больше чем лет на пятьдесят, а сколько там на самом деле, кто ж его разберет. Откуда он взялся — трудно сказать, скорей всего, вышел из-за дома или с какой-нибудь боковой дорожки. В руке он держал большие садовые ножницы.