Андрей Бондаренко - АнтиМетро, Буэнос-Айрес

Наконец, подземные аборигены, плавно и одновременно повернув лохматые головы, заметили прибывших гостей. Вернее, на Артёма и Таню они не обратили ни малейшего внимания, а, вот, на Никоненко уставились с нескрываемым ужасом, перемешанным с фанатичным обожанием. Более того, через несколько секунд туземцы дружно, словно бы по чьей-то незримой команде, повалились на колени и, воздев руки вверх, принялись бормотать что-то неразборчивое, преданно поедая Лёху круглыми чёрными глазами.

– Донья Изаура не предупреждала нас ни о чём подобном, – ворчливо прокомментировала Татьяна. – Похоже, что кечуа – ненароком, совершенно неожиданно для себя – встретились с живым Божеством. Типа – со Святым Алексеем…. Майор, что ты застыл бестолковым соляным столбом?

– Дык, я-то здесь причём? Как говорится, ни сном, ни духом…

– Попробуй-ка пообщаться со своими горячими почитателями, – посоветовал Артём. – То бишь, рассказать им о наших текущих заботах и потребностях. А то, создаётся впечатление, что здешние аборигены обожают часами творить идолопоклоннические молитвы…. Тань, судя по всему, мы с тобой по-прежнему остаёмся для кечуа невидимыми. Да и наших разговоров они не слышат. В чём тут дело? Лёху-то индейцы – явно – осязают….

Никоненко, солидно откашлявшись, принялся вещать по-испански, смешно жестикулируя при этом пальцами обеих рук.

– Значится так, уважаемые подземные Маугли. Рад с вами познакомиться, польщён и всё такое прочее…. Донья Изаура разве вас не предупредила о нашем дружеском визите? Странно. Видимо, всему виной встречный склероз: у сеньоры Маркес – старческий, а у вас, мои тёмнокожие друзья, подземный…. Ладно, объясню ещё раз. Так и быть, не поленюсь…. Нам очень надо – как можно быстрее – попасть в тайные катакомбы Хуана Перрона. Кто это – Перрон? Жил на земной поверхности такой мутный субчик – себе на уме. Хитрый, жадный, коварный и двуличный…. Пожалуй, в его тёмно-серой биографии было только одно светлое пятно – прекрасная супруга по имени Эвита, главный символ и талисман Аргентины. Она умерла в возрасте Христа, в тридцать три года, и была – по приказу убитого горем супруга – мумифицирована. Огромные портреты Эвиты – в бедных кварталах всех аргентинских городов – до сих пор висят на стенах едва ли не каждого дома…. Она любила говорить: – «Управлять страной – все равно, что снимать фильм о любви, где в главных ролях заняты один мужчина и одна женщина. Все остальные – всего лишь статисты…». Когда Эва умирала от рака желудка, в богатых кварталах пили за ее скорейшую кончину, а в бедных – рыдали от искреннего горя. Известие о том, что Эвита умирает, породило в аргентинском народе настроения, близкие к массовому психозу. По всей стране воздвигались алтари, на которых беспрерывно горели восковые свечи и стояли портреты Эвиты. Люди сутками простаивали перед ними, молясь о выздоровлении своей любимицы. Своей Небесной Принцессы…. Эвита умирала очень долго и мучительно. В последние месяцы жизни она весила всего тридцать три килограмма. Опять эта мистическая цифра! По распоряжению Хуана Перрона от Эвиты – до самого конца – скрывали, что ее болезнь неизлечима. Чтобы она не замечала ужасной потери веса, весы, которыми она пользовалась, были переделаны так, что показывали всегда один и тот же вес, близкий к нормальному…. Когда двадцать шестого июля 1952-го года Эвита скончалась, население Аргентины ожидало неминуемого конца Света. На ее похороны пришли миллионы. Люди теряли сознание от усталости, сутками простаивая в очереди к стеклянному гробу. Тысячи бедных людей – по призыву Перрона – писали ей письма на адрес президентского дворца и получали в ответ надушенные конверты с надписью: «Я целую тебя с неба»…. Впрочем, уважаемые Маугли, я что-то отвлёкся. То бишь, немного сбился с намеченного курса….

– Как бы там ни было, красноречивый майор, но подземные кечуа, судя по всему, тебя понимают, – хмыкнула Татьяна. – По крайней мере, дружно рыдают, растроганные рассказом о безвременной кончине прекрасной жены сурового генерала Перрона…. А для чего надо было так активно вертеть пальцами? И кто, интересно, тебе, олуху необразованному, рассказал эту трогательную и романтическую историю – о смерти Эвиты?

– Пальцами? – Лёха непонимающе посмотрел на свои ладони. – Ах, это…. Я когда-то давно, ещё перед командировкой в Ливию, изучал – в учебном центре российского ГРУ, понятное дело – язык немых людей, принятый в арабских странах. С тем самых пор, когда не уверен, что собеседник меня понимает, я автоматически прибегаю к языку жестов…. А про Эвиту Перрон мне, конечно же, Мара поведала. Вы бы, соратники, её послушали. Рассказчица – от Бога! Если даже и не хочешь – всё равно – заслушаешься. Особенно хорошо Марии удаются истории, связанные со славным прошлым Аргентины и с её национальными героями.

– Эвита, – с придыханием произнёс вождь кечуа. – Эвита…

Артём, ехидно улыбнувшись, пробормотал:

– Интеллектуал ты у нас, Никон, каких ещё поискать. Говорит по-испански, тут же мысленно переводит собственную речь на арабский и – с помощью восточного языка жестов – общается с подземными южноамериканскими индейцами. И, самое удивительное, но вышеозначенные индейцы всё понимают. Правда, похоже, с некоторым опозданием…. Знаешь, майор, раньше такого за тобой не водилось. Это я в плане – могучего и крепкого интеллекта.

– На тебя, командир, не угодишь, – тут же надулся Лёха. – Я же хотел, как лучше. А с языком для немых, вообще, случайно получилось.

– Да, не обижайся ты, брат! Продолжай общаться с туземцами. У тебя, между прочим, хорошо получается. Обязательно отмечу в отчёте-рапорте на имя генерал-лейтенанта Громова. Не сомневайся…

Никоненко, задумчиво взлохматив волосы на затылке, вновь обратился к кечуа, не забывая – при этом – активно шевелить-работать пальцами:

– Ладно, уважаемые Маугли, про Эвиту Перрон я вам дорасскажу в следующий раз, при очередной встрече…. Итак, нам надо отыскать дорогу к генеральским катакомбам. Этот Хуан Перрон, между нами девочками говоря, был персоной неоднозначной. Учувствовал в многочисленных международных интригах-склоках и в гадких государственных переворотах. Дружил с фашиствующими элементами и даже, по словам авторитетных источников, состоял в близком родстве с красными степными койотами. То бишь, с агуарами…

– Похоже, что это надолго, – недовольно поморщившись, прошептала Таня. – Любит наш Лёшенька поговорить. Метёт языком, как самый натуральный гражданский обыватель – помелом по брусчатке тротуара, примыкающего к его частному домовладению…. Может, майору, действительно, пора в отставку?

Минут через десять-двенадцать некое взаимопонимание, всё же, было достигнуто. Два более молодых кечуа уселись рядышком на плоском валуне, старательно изображая из себя каменные неподвижные изваяния, а индейский страхолюдный вождь, достав из узкой ниши в каменной стене длинный факел, ловко поджёг его от пламени костра и, широко улыбнувшись, приглашающее махнул рукой.