Лев Гурский - Есть, господин президент!

Духан «Сулико», он же ресторан «Sulico International», располагался в цоколе старого четырехэтажного здания на углу Большой Якиманки и Хвостова переулка, примерно в квартале от французского посольства и метрах в десяти от самого, наверное, популярного дома на здешнем перекрестке — салона связи. Во всяком случае, из тех, кто одновременно со мной вышел со станции «Октябрьская» и свернул направо, более трети граждан четко двинулись к желтому дому с синей вывеской. Остальные миновали перекресток и устремились дальше. Духан господина Кочеткова, несмотря на яркие двери в стиле Пиросмани и вкусно расписанный фасад, не заинтересовал никого, кроме меня.

Вот что значит безмозглая ценовая политика, мысленно отметила я. Говорила же я ему! Когда хочешь накрутить двести процентов прибыли вместо нормальных двадцати, обычно имеешь кукиш с маслом. Потомственный ресторатор Тенгиз Авалиани, прежний хозяин заведения, держал с полдюжины фирменных блюд для любителей шикануть, однако остальное меню было демократичным. Рядовой житель столицы мог забежать сюда пообедать, не рискуя оставить ползарплаты. Каких-то десять месяцев назад большая двухсотграммовая порция лобио с кинзой и взбитыми яйцами — еще по рецепту дедушки Тенгиза — стоила в «Сулико» четыре евро, а теперь уже сорок. Кавказцы — народ широкий и не мелочный. Но процент клинических идиотов, готовых переплачивать вдесятеро, среди них такой же, как и в среднем по Москве.

Пока господин Кочетков ухитряется выживать по инерции, за счет былой славы «Сулико» или вип-персон, вроде нынешнего юбиляра. Но даже этот сегмент рынка я постараюсь сегодня отсечь ему надолго.

Помахивая сумочкой, я лениво профланировала мимо дверного Пиросмани и метров через пять по-воровски шмыгнула в узенькую арку между домами. Идти напролом через центральный вход было опрометчиво. Да и неудобно путаться под ногами гостей: судя по порыву ветра и визгу тормозов у меня за спиной, к главному подъезду только что подкатил кортеж мецената Грандова. Три тяжелых лимузина, никак не меньше. Если Гуля постоянен в своих слабостях, то это пятиметровые «даймлеры» цвета спелых баклажанов. Но пусть будут хоть «запорожцы» цвета недоваренной овсянки — не в машинах суть. Важно, что мы с клиентом прибыли ноздря в ноздрю. На церемонию приветствия и на процедуру рассаживания дадим минут семь. Значит, у меня есть около пяти.

Половину внутреннего дворика занимали высокие металлические контейнеры для мусора. При Авалиани их было два, новый хозяин приказал добавить еще полдесятка — чтобы пореже вывозить отходы и, стало быть, поменьше тратиться. А когда я напомнила ему про запах, то услышала в ответ: до ресторанного зала вонь не дойдет, а персонал перетопчется. Кому не нравится, может валить отсюда.

Что ж, это свинство сейчас мне на руку. За баррикадой из контейнеров можно незаметно переодеться. Сорок пять секунд — и я уже не Яна Штейн, но безымянная работница духана «Сулико» в форменном платье. Голубоглазой и светловолосой я, кстати, сделалась еще дома. Господин Кочетков брал официанток только с таким экстерьером, считая, что они понравятся южным гостям. А поскольку текучесть кадров стала высокой, хозяин вскоре перестал различать девушек. Щипать их за попки он мог не глядя…

Так, теперь мне нужно попасть внутрь. Закрыто? Чепуха. За месяц, пока я консультировала «Сулико», я излазила тут все вдоль и поперек. В отчете, кроме ЦУ по поводу меню и разброса цен, я еще высказала пару мыслей об эргономике рабочих мест, планировке внутренних помещений и системе безопасности. К примеру, посоветовала укрепить служебную дверь и врезать нормальный замок: этот можно вскрыть простым сувенирным ножиком-брелоком ценой в двадцать рублей пятьдесят копеек. Таким, как сейчас у меня в руке. Жмот проигнорировал мой совет? Сам виноват.

Всего через минуту я очутилась в знакомом коридоре, темноватом и тесноватом — два человека средней комплекции еле-еле разойдутся впритирку. Слева у нас жар кухни, справа шумок банкетного зала, посередине чуланчик, который не запирался раньше и не запирается поныне. Внутри там, конечно, рай для старьевщика: ржавые скребки, гнутые ломы, пыльные мешки. Кресло о трех ногах, вместо четвертой — покрытая плесенью стопа «Огоньков» и обернутая в желтую засаленную газету пухлая книга (видимо, это «Маркс и Энгельс о вкусной и здоровой пище», прижизненное издание с картинками). На стене керосиновая лампа в седой паутине, на полу гора железных тарелок — дивизию хватит вооружить. Ай-яй-яй! Авалиани бы меня послушался. Я ведь рекомендовала совсем простые вещи. Никому не нужный чулан ликвидировать, добавить везде светильников или, того лучше, сам коридор прорубить пошире. Иначе когда-нибудь выйдет так, что официантка с заказом, пробираясь из кухни в зал, случайно оступится, случайно наткнется лбом на стену, случайно не удержит подноса…

— Ой! — пискнула незнакомая официантка, которая вышла из кухни, запнулась о мою выставленную ногу и въехала лбом в стену.

Фирменный заказ для Юрия Валентиновича Грандова, жаренный на углях кебаб из говядины с сочными луковыми кольцами по краям блюда, мог оказаться на полу. Но разве блондинка оставит в беде другую блондинку? Никогда. Я великодушно, чисто по-сестрински, перехватила поднос одной рукой. А неуклюжей товарке задала новое направление: легким пинком колена пониже спины. Шахматист назвал бы это рокировкой, поэт Пушкин — переменой мест. Был чулан нежилым помещением, стал жилым. И чтоб не обезлюдел снова, я свободной рукой приладила навесной замочек. Извини, милая.

Теперь надо произвести кое-какую замену на тарелке с кебабом для Гули. Это не по правилам гастрономии, но последние шесть недель правила тут вообще не котируются. Горячее мясное подавать сразу, без увертюры из холодных закусок, — надо ведь додуматься до такой ереси! Из двадцати пяти моих рекомендаций хозяин «Сулико» исполнил пять, а не заплатил ни за одну. Да еще имел наглость объявить во всеуслышание, будто на всякую ученую хрень тратиться не намерен и слухи о моих талантах сильно преувеличены. Сукины дети вроде господина Кочеткова ужасно не любят, когда их считают банальными скрягами. Под свое крохоборство эти норовят подвести базу. Они, понимаешь, не кидают, о нет, они воспитывают, они на-ка-зы-ва-ют рублем! Ну ладно, соблюдем баланс. Раз наказание уже состоялось, у меня есть право на небольшое преступление.

Я вступила в банкетный зал, держа поднос перед собой. По сравнению с коридором здесь было очень светло, благо дневное солнце не требовало капвложений и не стоило ни копейки из кассы. Кремовые шторы на окнах хоть и приглушали лучи, но пропускали их в достатке. Главный стол в виде буквы «П» сверкал бокалами, притягивал хирургической белизной скатерти и салфеток, серебрился шампанскими ведерками. Голоса гостей, шарканье их подошв, шорох освобождаемых галстуков, звяканье наполняемых рюмок — все это сливалось в тихое монотонное «ж-ж-ж-ж-ж». Оркестрик в дальнем углу наигрывал «Сулико» в четверть силы, не стараясь быть услышанным. Хозяин, и тут верный себе, нанял самых дешевых лабухов, каких мог отыскать в Москве. Рассудил, что за музыкой люди ходят в филармонию, а не в духан.