Красные нити - Александр Скок

— И нанял Завулонова, которого нет в живых. Не удивлюсь, если узнаем, что этот Черных по выходным создает зомбаков в подвале своего дома. А потом они расчленяют людей.

Николай проводил взглядом Татьяну, которая вошла в здание морга, и проговорил:

— Кстати, про Завулонова. Надо поговорить с судмедэкспертом, который проводил вскрытие.

— Зачем?

— Буду поднимать вопрос о подлоге документов. Все указывает на то, что его смерть — фикция.

— Не совсем понимаю…

— Все говорит о том, что Завулонов жив. Умер он только на бумаге.

Я прокрутил в уме сказанное Николаем. После сегодняшней расчлененки думал я совсем туго.

— Зачем так усложнять? Завулонов не шпион, чтобы выдавать себя за мертвого, — проговорил я.

— Учитывая его криминальное прошлое, причин для такого ухода в тень может быть масса. Надо поглубже копнуть его биографию. Может, что-то интересное найдем. Ты идешь? — Денисов кивнул на здание морга, собираясь отправился к судмедэксперту.

Я посмотрел туда, в носу встал приторно-сладковатый запах формалина, витающий в коридорах здания, потом перед глазами появилась картина расчлененки, и к горлу неспешно подкатил комок.

— Нет. В машине подожду. Хватит с меня на сегодня трупов.

Прыгнул во внедорожник, включил кондиционер, и скоро салон наполнился спасительной прохладой. Я с наслаждением растекся в кресле и стал охлаждаться. Совершенно не представляю, как на юге можно выжить без кондиционера. Пока ждал Денисова, пришло сообщение в мессенджер от сестры.

«Прикинь, я поступила! Позвонили из деканата и сказали, что они ошиблись и я прошла по баллам! Ураааааа!!!».

«Поздравляю! Позвоню вечером».

«Люблю».

«Взаимно».

Не обманул эфэсбэшник. Теперь мне осталось выполнить свою часть уговора. Хотя можно было и свалить восвояси, но что-то подсказывало мне, что Денисов может легко организовать очередную ошибку в деканате, после которой выяснится, что сестра все-таки не поступила. Поэтому мне придется выполнять свою часть уговора до конца.

Денисов вернулся минут через пятнадцать. Сказал, что судмедэксперт утверждает, что Завулонов мертв. Документы, подтверждающие это: записи о вскрытии, приеме и сдачи тела в полном порядке.

— Я буду требовать эксгумации тела. Тогда мы точно узнаем, был ли похоронен Завулонов, — сказал эфэсбэшник и провернул ключ в зажигании.

Мы отправились по адресу, где когда-то жил Завулонов. Сейчас там проживала его сестра. Ее допрос ничего не дал, и мне показалось, что она искренне нам обо всем говорила, считая своего брата мертвым. Затем осмотрели кабинет Тинькова, в котором он работал накануне своей гибели. Ничего интересного там не нашли. После этого поехали в ОВД, чтобы пробить Завулонова по всем возможным базам: штрафы ГИБДД за последнее время, открыты ли были счета и были ли финансовые транзакции, покупались ли авиа и ж/д билеты на его фамилию, проверили базы погранслужбы — везде никаких движений и все указывало на то, что Завулонов действительно мертв. Но несмотря на это, Николай объявил его в федеральный розыск.

Мы заехали за кофе и решили выпить его на парковке, откуда открывался вид на море. Николай включил кондиционер на полную мощность, и вскоре в салоне наступила прохлада.

— Сегодня пекло, — проговорил он, отпивая свой американо. Потом уместил на коленях ноутбук и начал что-то печатать.

— Завтра обещают похолодание.

— Будем на это надеется.

— Что делать-то будем? Получается, Завулонова не существует? — спросил я.

— Сейчас я напишу постановление об эксгумации тела. Пока это все, что мы можем сделать.

На часах было около двух, и я не против был перекусить чего-нибудь, да и вообще передохнуть. Но негоже ныть в первый же день работы. Перехвачу что-нибудь по дороге. Поэтому пока я решил наслаждался своим латте, наблюдая, как над морем парит дельтаплан.

Стуча кнопками, как бы между делом Николай спросил:

— Ты что-нибудь вспомнил?

— О чем именно?

— Настало время поговорить о твоих способностях.

— Я тоже так думаю. Давно хотел.

— И?

— Не вспомнил.

— А пытался?

— Хоть скажи, что я должен вспомнить…

— Что помнишь о своем детстве? В период с четырех до шести лет? Было ли в твоей жизни что-то необычное?

— Детский дом помню.

— Вспоминай еще.

Я заскреб в памяти. Детали из того времени ускользали. Остались лишь фрагменты. В основном вспоминались драки с другими детьми, кражи сладостей на рынке и жестокие воспитатели. Когда мне стукнуло семь, я узнал, что у меня есть сестра, что она этажом ниже и ей всего четыре.

— Ничего особенного не припоминаю, — ответил я.

— Ты помнишь своих друзей из интерната?

— Ну да! Мы росли вместе. А что?

— Ты меня не так понял. Я имел в виду интернат, а не детский дом.

— Какой еще интернат? — переспросил я, смутно ощущая, что что-то забытое начинает всплывать на поверхность.

— Он называется научно-исследовательский институт прикладной гуманологии в Санкт-Петербурге. У него есть интернат для детей с необычными способностями. Ты там прожил два года, — объяснил Денисов, словно раскрывая двери в мир, который я не помнил.

— Ого… я… я не помню…

— Помнишь профессора Писарского?

— Нет. И что я там делал?

— Институт занимается изучением аномальных способностей человека, их раскрытием и развитием. Ты там жил и был… — Денисов сделал паузу, подбирая подходящее слово, — объектом исследования…

— Объектом исследования? Типа, подопытным? — скривился я.

— В определенном смысле, да.

— И что они у меня изучали?

Николай отпил кофе:

— Сверхспособности.

— Сверхспособности?

— Да. У некоторых детей были способности к левитации, у других, — другие необычные способности.

— Ты серьезно? Это же не шутка?

— А это так на нее похоже? — Денисов оторвался от своего ноутбука и посмотрел на меня. Мы оба смотрели друг на друга, а потом я отвернулся, глядя на море.

— А у меня какая способность? — спросил я.

— Сам как думаешь?

— Вот опять темнишь.

— В бардачке лежат таблетки. Возьми их. Они помогут вспомнить, все, что ты мог.

Я открыл бардачок. Внутри лежали блистеры с розовыми шариками. Я приблизился, чтобы их взять, но передумал. Я не стану их принимать, пока мне не расскажут, какие у меня способности! Я закрыл бардачок.

— Ты так и не ответил на мой вопрос. Повторю: какие у меня способности? И как они связаны с этим делом?

Денисов сделал несколько долгих глотков американо и вернулся к базе.

— Буду откровенен: я не знаю, — наконец сказал он.

Я хмыкнул. Как это — он не знает?

— Ты не знаешь, какие у меня способности, или не знаешь, как они связаны с делом? Да и вообще, ставить над детьми опыты — это разве законно?

— Незаконно. Я не знаю, какие у тебя способности, мне об этом не сообщили. И понятия не имею, как они помогут раскрыть нам дело.