Мой ад – это я сам - Натали Рафф
– Мне было шестнадцать, когда погиб отец, и тогда я всерьез не думал о власти. А после того, как судьба привела меня в храм Кошки, и я подобрал там талисманы, я и вовсе отказался от нее. Даже дружину отпустил… Дело не в троне… Скажите, почему мать так быстро забыла великого Агомара? Неужели на свете нет ни одного достойного человека, память о котором прожила бы в сердце женщины дольше года? А потом! Такой отвратительный мезальянс… Музыкантишка без роду, без племени! Ни доблести, ни мудрости, ни красоты! Ничего!
– Да ты, дружок, еще просто дитя! Всякая любовь слепа. Тебе уже пора бы это знать! Плохо то, что в своем озлоблении, ты теперь вряд ли ее когда-нибудь полюбишь. Да и не поверишь никому. Мне тебя откровенно жаль, мальчик! Но отвечу просто. Король Агомар был хорошим отцом, однако, не слишком-то преданным мужем. Молодая жена занимала в его сердце так мало места, что он без зазрения совести, бросил ее в своем роскошном дворце умирать от скуки. Будь Кара женщиной ветреной, она нашла бы утешение в светских развлечениях, отправив тебя на воспитание к нянькам и учителям. Но королева мечтала о семейном счастье, а потому отдала тебе, своему единственному сыну, всю свою нерастраченную любовь и нежность… Твои теперешние муки – это расплата за то, что в детстве ты получил то, что тебе самой природой не предназначалось… А у Кары своя тяжкая ноша: сначала – безрадостный брак, а потом печальное вдовство, во время которого ты возмужал и стал похож на отца. Что ждало ее в жизни? Одиночество, тоска и тяготы правления… А полюбила она Зирока потому, что ее душа была так же прекрасна, как и его песни!
– Вы объясняете все так красиво, мудрая Хиона… Хорошо, я могу понять, предложим, мать испугалась грядущего одиночества. Но она же не невольница из гарема! Это там затворниц стерегут. Вот они и готовы кинуться в объятия первому, кого увидят. Даже самому убогому! Она же была молода, прекрасна, богата! Могла же выбирать. А этот ее музыкантишка просто отвратителен! Видели бы Вы его! Длинный, тощий, носатый с всклоченными, вечно нечесаными космами! А какие звуки он издавал! Поднимет подслеповатые глаза к небу, вцепится костлявыми пальцами в огромную инкрустированную перламутром лютню, прижмет ее к плоской груди, тяжко вздохнет – и как завоет! Хуже, чем облезлый, бродячий пес в полнолунье на могиле своего хозяина!
– Бедный мальчик! Конечно, ваш Зирок пел не военные марши! – ответила Хиона и залилась таким веселым смехом, что юношам показалось, будто они слышат переливы хрустальных колокольчиков.
– А знаете, принц, если бы мне пришлось выбирать себе возлюбленного из Вас двоих, я бы очень подумала, кого предпочесть. Возможно, я, как и королева Кара, решила бы, что буду гораздо счастливее с Эвером – длинным, взъерошенным и безродным, чем с Вами, Гармагер. Хотя Вы прекрасны как Аполлон и, к тому же королевских кровей! Если захотите понять, чем этот застенчивый юноша превосходит Вас, соглашайтесь вместе с ним отправиться в удивительное путешествие. Опуститесь к истокам жизни, ощутите ее вечные стимулы, а потом сравните свои впечатления.
– Я готов ко всему, прекрасная Хиона, и ничего не боюсь, даже смерти. Я уже говорил Эву, – мое счастье окончилось вместе с детством. Поверьте, то жалкое существование, которое стало моим уделом после кончины отца – просто отвратительно!
– Я тоже согласен, – ответил Эвер. – Я уже понял, новые впечатления притупляют сердечную тоску… Мне это полезно. Да и Гармагер для меня после того, что мы испытали по дороге сюда, не соперник, а брат.
– Вот и отлично! – воскликнула Хиона. – Мне, как и прекрасной Каре, надоело одиночество, и я устала охранять этот высокогорный райский склеп. Ваши приключения развлекут и меня. А потом я придумаю, что для вас сделать. Каждый обретет то, к чему стремится. Да и мои монахи заждались, двадцать лет мечтают о Преображении. Им тоже пора его получить. Так что, вперед, мои смелые гости. Вперед, к истокам вечного движения, вечного стремления, вечного обновления!
Царица подошла к фонтану и обрызгала юношей водой. У Гармагера закружилась голова, он потерял ориентацию и свалился на пол. Придя в себя, принц заметил лежащего рядом Эвера. Прошло еще одно томительное мгновенье, и молодые люди превратились в горячие источники. Вода в них долго бурлила, набирая силу, а потом ринулась в серебряную воронку, расталкивая холодные капли, падающие с волшебной резной чаши.
– Мне надо вниз, к реке, – думал Эвер, выискивая щели в скальной породе. – Пока вниз, а потом, наверняка, услышу шум водопадов!
– Сейчас высвечу себе дорогу … Где мои талисманы? – думал Гармагер. – Как ни странно, они у меня… Их кошачьи глаза укажут мне самый короткий путь к реке. Отлично, знаю куда бежать. Вперед, только вперед! Вот, черт! Темно, как в безлунную ночь в засаде… Что я слышу? Что за звуки! Может, река близко? Похоже на звон серебряных мечей на поле боя. Ах, как я соскучился по своей дружине. Вернусь, попрошу Хиону показать в чаше, что с ними.
– Что за нежный перезвон? – думал Эвер. – Неужели река рядом? Какой мелодичный…Так звенели монисты на груди любимой, когда она танцевала при свете костра … Боже, как бьется сердце… А какой мрак вокруг. Темно в глазах, как тогда, когда я зарывался в водопад ее черных кудрей. Похоже, скоро доберусь до цели…
В полдень воды источников достигли горного потока. Соприкоснувшись с ледяной речной водой, теплые родниковые струи превратились в купающихся юношей. Возбужденные и усталые они вылезли на берег.
– Какой ты горячий, Эв. Не заболел ли? – спросил принц с тревогой в голосе.
– Со мной все в порядке. А вот ты весь заледенел, Гарм! Неужели простудился?
– Да, что ты! Чувствую себя превосходно, бодрый как никогда!
– Отлично, посидим на солнышке, а потом в гору, назад к Хионе.
– Лично я предпочел бы домой. У меня в апартаментах роскошно, как во дворце Альморава. Пойдем ко мне, выпьем, отдохнем, приведем себя в порядок, а завтра снова к царице.
– Я согласен. К себе тебя не зову. Мне дома хорошо, но принца туда не пригласишь. Тебе у меня не понравится… Убого, да и не слишком
