Тень рока (СИ) - Таран Михаил

Эзекиль ничего не ответил, так как и сам прекрасно знал, что солдатня не славится манерами, особенно та, что сидит в тылу. Прикурив, он торопливым взглядом окинул официантку.

Девушка ловко орудуя одной рукой, в другой удерживая поднос, постелила перед Капралом небольшую бумажную салфеточку, а затем поставила на неё внушительных размеров кружку пива.

Эзекиль благодарственно кивнул головой, выдыхая облачко серого дыма. Официантка снова повеселела и улыбнулась, а после поспешила к другому столику.

Снова послышались яростные аплодисменты и крики, по-видимому поэтесса выдала очередной свой «шедевр», который Монг снова пропустил мима ушей. Впрочем, невелика потеря.

Задумчиво разглядывая кружку и не решаясь сделать глоток, Эзекиль Монг вспоминал те беззаботные и счастливые времена, когда они с друзьями сидели в этой пивнушки и отмечали очередной наивный повод любить свою жизнь. Как же это было давно и одновременно с тем совсем недавно. За толстой прозрачной гранёной стенкой массивной кружки, в янтарных водах содержимого которой, то и дело проносились пузырьки. Пузырьки, отчаянно стремящиеся вверх, что бы как можно скорее превратиться в белоснежную пенную шапку. Выдохнув очередное облачко сигаретного дыма, Эзекиль наконец-то взялся за ручку увесистой кружки и, поднеся её ко рту, сделал несколько жадных глотков. Он пил так быстро, как пьют измученные жаждой путники, которым довелось провести под палящим солнцем весь день. Но жажды Капрал не испытывал, если конечно таковой не назвать нестерпимое желание забыться и уйти от гнетущей его реальности. Опустошив на четверть свою кружку, Эзекиль вернул её обратно на салфеточку и размашистым движением вытер оставшуюся на губах пену.

Приятный и такой позабытый вкус хмельного напитка усилил ностальгическое чувство. Капрал закрыл глаза. Откинувшись на спинку стула, он с каким-то безмятежным блаженством сделал очередную затяжку. Снова овации и снова творение долговязой поэтессы не удостоилось внимания Эзекиля.

Просидев так около получас и допив своё пиво, Монг краем уха уловил звонкие, словно весенний ручей, слова стоящей на сцене девушки.

— Спасибо огромное! Вы самая лучшая публика! Спасибо! — девушка кланялась и махала рукой, а в ответ из зала доносились уже не столь воодушевлённые, но все же, ещё достаточно бодрые аплодисменты.

— Закончила, наконец, свой детский лепет, — как-то озлобленно и раздражённо прошипел уставший капрал, остервенело тыча сигаретой в пепельницу.

Монг беспокойно оглядывался по сторонам, в надежде увидеть и непременно подозвать к себе одну из свободных официанток, что бы сделать очередной заказ. Но все они были заняты и не обращали ни какого внимания на одиноко сидящего в углу солдата. Эзекиль понимал, что, по всей видимости, ему придётся самому идти к стойке бара, что бы разжиться горячительным, и это ему совершенно не нравилось. Но другого выбора не было и он, взяв в руки свою винтовку, отправился в путь.

— Яблочный шнапс, — заявил капрал, спешно занимая один из только что освободившихся барных стульев.

Не зная куда деть винтовку, он пристроил её между колен, поставив прикладом на пол.

— Недавно вернулись с фронта? — подозрительно прищурившись, уточнил бармен, наливая шнапс.

— Недавно, — нехотя проронил Эзекиль, облокотившись на стойку.

— Вместе с Хаупт-командором Сигилиусом? — продолжил свой расспрос бармен, протягивая капралу стопку.

— А тебе какое до этого дела? — строго переспросил Монг, одним махом осушив стопку и вернув её обратно на стойку.

— Да так… — пренебрежительно поморщившись, бросил бармен.

Сидящие на соседних стульях посетители недобро покосились на Эзекиля, и тот почувствовал в их взглядах и лицах какую-то слабоскрываемую неприязнь. Поняв, что ему здесь не особо рады, он запихал под стопку помятую двадцатку и поспешил убраться подальше от бара. По началу он вовсе хотел покинуть это негостеприимное заведение, но затем, вспомнив, что не расплатился за пиво, решил всё таки вернуться на своё место.

И каково же было его удивление, когда он увидел, что за его столиком сидит та самая долговязая брюнетка-поэтесса.

Заметив недоумевающий взгляд Монга, девушка оживилась и встрепенулась, после чего моментально расплылась в широкой улыбке.

— Я приношу свои извинения, надеюсь вы не будите против если я присоединюсь к вам? Просто свободных столиков больше не осталось и поэтому… — голос долговязой брюнетки был звонким и весёлым, словно она только что выиграла в лотерею или получила баснословное наследство.

— Нет проблем, я всё равно уже ухожу, — сухо высказался Монг, доставая из кармана мелочь и сосредоточенно пересчитывая её на своей широкой ладони.

— О, какая жалость. Я надеялась, что вы составите мне компанию, — поэтесса поникла и даже немного ссутулилась.

— Почём здесь берут за пиво? — поинтересовался Монг, не отрываясь от подсчёта монет.

— Насколько мне известно, дешевле десятки здесь ничего нет, — чуть подумав, ответила девушка.

— Твою мать… У меня только семь с половиной осталось! — выругался Эзекиль, нервно запихивая монетки обратно в карман. — Не одолжите мне немного, что бы я смог расплатиться за это пиво? — Поправляя висящую на плече винтовку, уточнил Монг, заискивающе поглядывая на брюнетку.

— Нет, — бросила поэтесса, строго скрестив руки на груди.

— Нет? — переспросил Эзекиль, ошеломлённый жадностью незнакомки.

— У меня есть предложение получше. Давайте Вы всё же составите мне компанию, мы с Вами посидим, выпьем чего ни будь ещё, а после я расплачусь за Вас. — Девушка нетерпеливо кивала головой, словно подсказывая капралу правильный ответ.

— Вы чертовски странная, но я принимаю это предложение, хоть и пить за счёт дамы совсем не показатель хороших манер, — снова повесив на спинку стула свою винтовку, Эзекиль вальяжно уселся за стол, внимательно уставившись на свою «подругу». Взгляд капрала был столь проницательным и холодным, что девушка даже в смущение отвела глаза и покраснела.

Красивая и утончённая, с аристократически-правильными чертами лица и хорошими манерами, эта черноволосая поэтесса сразу же вызвала странное и давно позабытое чувство, что в ту же секунду разлетелось эхом по измученной душе молодого солдата. Чувство, определить или распознать которое Эзекиль никак не мог.

— Так значит, Вы любите поэзию? Удивительно, что столь суровый и грубый снаружи, Вы такой чувственный и утончённый внутри, — большие чёрные глаза «подруги» оживлённо блеснули, а розоватые щёчки стали ещё ярче.

Эзекиль усмехнулся, оценивающим взглядом бесцеремонно и нагло изучая сидевшую перед ним девушку. С каждой секундой он всё сильнее убеждался в том, что незнакомка недурна собой и очень привлекательна. Тонкими и длинными пальцами она нервно перебирала сложенный в несколько раз листок бумаги, плотно покрытый записями. Её прекрасные худые запястья украшали забавные в своей простоте браслеты, плетенные из разноцветных нитей.

— Я не люблю поэзию. Считаю её пустой болтовней, которой некоторые особо эгоистичные личности жаждут привлечь внимание к своей персоне, дабы прослыть в своих кругах творцом или художником слова, — неожиданно резко, даже для самого себя, ответил капрал указывая пальцем на тот самый листок бумаги, что его собеседница всё это время держала в руках.

Сейчас, сосредоточившись на этом листке бумаги, Монг заметил выкрашенные в ярко-пурпурный цвет ногти поэтессы и тут же поймал себя на мысли, что отчего-то невольно умиляется этому.

— Что за вздор! — несколько растерянно выдохнула брюнетка, чуть приоткрыв рот от возмущения. — То есть Вы считаете меня эгоисткой, что жаждет лишь славы?

— Имею все основания так полагать, — уверенно кивнул Эзекиль, доставая из кармана пачку сигарет и коробок спичек. Сигарета была последней, что невероятно расстроило капрала. Привычка к курению появилась у него на фронте и стремительно переросла в настоящее наваждение. Находиться без сигаретного дыма в лёгких сейчас для него было равносильно тому, что бы остаться без воздуха.