Джонатан Барнс - Сомнамбулист

Я посмотрел вниз на почти тысячу отдельных лиц, на осадок, на вышвырнутых из нашего общества, и ощутил огромный прилив мощи и любви.

— Я люблю вас всех,— сказал я, затем добавил с силой: — Да пребудет с вами Господь.

И со страшным ревом они хлынули прочь из зала в туннели, чтобы выплеснуться в город как антитела, предназначенные сражаться с раковой опухолью города.

Оставшись в одиночестве, я направился к председателю совета директоров и молча стал рассматривать его сквозь стекло заключавшего его материнского чрева, пока восторг не сделался невыносим.

И наконец я совершил это. Я потянул красный рычаг.

Механизм выбросил сноп искр, которые фейерверком рассыпались по комнате. Сфера наполнилась пузырьками, и слепящий свет хлынул из нее, настолько пронзительно-яркий, что перед глазами моими заплясали не то что звезды — целые галактики.

Старик резко поднял голову, тело его содрогнулось и замахало руками, он схватился за внутреннюю поверхность сферы. Я едва мог поверить, что вижу это, что являюсь свидетелем этого подобия первых в мире родов, когда из вздымающегося чрева растерянной Евы выползал Каин.

Лицо старика было всего в нескольких дюймах от моего, когда его глаза вдруг открылись, и мне показалось, что он улыбнулся, увидев меня.

Спящий проснулся.

Охваченный радостью, я отвинтил иллюминаторы в сфере. Волны жидкости хлынули на меня, и я торжествующе закричал, когда старик нырнул вперед. Я подхватил его прежде, чем он упал, и старик навалился на меня, пытаясь глотнуть ртом воздуха. Я похлопал его по спине, он закашлялся и наконец глубоко вдохнул. Он ничего не говорил, только булькал и шипел, как пара дырявых мехов, жидкость, пенясь, текла у него изо рта, а я крепко обнимал его.

Мун не победит меня. Я превратил провал в победу. Спящий проснулся, председатель среди нас, и Любовь наконец вырвалась на улицы Лондона.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Морис Тротмен завтракал, когда судьба постучалась в его дверь. Мистер Тротмен, как вы помните, был тем самым человеком из министерства, государственным служащим, который преуспел там, где до него потерпели поражение многие,— он закрыл Директорат. Пунктуальный педант, типичный представитель своего сорта — бесстрастный, пустолицый автомат, неустанно вращающий мрачную машину государственного аппарата. Амбиции его были ограниченны, перспективы скромны, и на жизнь он смотрел прозаически: как на лестницу, удобную регулярную последовательность повышений и продвижений по службе.

Он занимался яйцом в мешочек, когда в переднюю дверь решительно постучали. Поскольку он был все еще холост — несмотря на то что без всякого чувства ухаживал за дочерью одного своего коллеги,— он не держал слуг и спал и ел в одиночестве. Поэтому, даже не сняв бежевого халата, он сам отворил дверь собственной смерти.

— Что вам угодно? — резко спросил он. Как любой приличный джентльмен, он редко бывал в хорошем настроении до восьми утра.

Его гости представляли собой эксцентричную пару. Взрослые люди, один коренастый, другой хлипкий, они были одеты во фланелевые шорты, из-под которых торчали смешные голенастые ноги.

— С утречком,— сказал Бун.

— Надо же,— сказал Хокер.

— Мы страшно извиняемся, что побеспокоили вас так рано.

— Да тут уж ничего не поделаешь.

— Боюсь, мы как бы deus ex machine[32].

— Ты кончай по-латыни трепаться, старина! Сам знаешь, для меня это все равно что китайская грамота!

Бун послушно фыркнул.

— У Хокера чертовски новый перочинный ножичек. Там и штопор, и открывашка, и еще хреновинка, чтобы камни из конского копыта выковыривать. Посмотреть хотите?

За всю свою невероятно долгую и кровавую карьеру Старосты редко попадали впросак. Потому странно, что их так легко обвел вокруг пальца заурядный, пусть и напыщенный клерк.

Морис Тротмен никогда не поднялся бы так высоко по служебной лестнице, не усвоив по ходу дела изрядного вероломства. Он сразу же узнал Старост, и, пока они стояли перед ним, забавляясь привычной болтовней, перебрасываясь тщательно подготовленными репликами и шуточками, в голове у него зрел план спасения. В дом бежать толку нет, там его загонят в угол и прикончат в момент. Но на улице у него остается шанс.

Пока Хокер и Бун болтали (что-то о каштанах), Тротмен осторожно просунул руку за дверь и схватил подставку для зонтов, откуда искусно извлек фамильное наследство — тонкий черный зонтик, переживший три поколения и передававшийся от отца к сыну в течение шестидесятилетней славной службы государству.

Он снова посмотрел на Старост. Хокер достал нож и стал бесшумно подходить к нему, когда с невероятной ловкостью Тротмен выхватил из-за спины зонтик и выбил нож из руки убийцы. Воспользовавшись мгновенным преимуществом, он проскочил между Старостами, вылетел на улицу и, едва веря своей удаче, сломя голову припустил к центру города, где, как он ошибочно полагал, будет в безопасности.

Хокер взвыл от удивления и разочарования, а Бун просто кипел от бешенства.

— Черт! — орал Хокер.— Он сорвал банк! Этот мерзавец удрал и скрылся! Что же нам теперь делать?

Бун натянул на лицо маску мрачной решимости.

— Мы пойдем за ним. И когда поймаем, забьем хама насмерть его же собственным зонтиком!

Старосты молча пустились в погоню за своей жертвой, словно гончие по кровавому следу, неумолимые, как судьба.

Думаю, лучше рассказать вам о Муне. Насколько я понимаю, мои предупреждения вы проигнорировали и привязались к этому человеку, так что, наверное, вам не все равно, что случилось с ним.

Несомненно, он был весьма доволен собой, когда покинул штаб-квартиру «Любви» и вышел на поверхность возле путей станции «Кинг-Уильям-стрит». О, он наверняка полагал, что обдурил меня своей игрой, своим лживым обращением. Но, как мы уже увидели, он забыл о прозорливости своей сестры.

Снова оказавшись наверху, он подозвал первый же кеб и приказал вознице везти его прямо в Скотленд-Ярд, обещая соверен, если тот домчит его туда в четверть часа.

Получилось так, что путешествие заняло в два раза больше времени. Детектив все время нетерпеливо барабанил пальцами. Как только они прибыли на место, он стрелой рванулся в кабинет старого приятеля, без стука распахнул дверь и крикнул:

— Мерривезер!

Инспектор удивленно поднял взгляд от стола.

— Эдвард, что случилось?

Торопясь рассказать обо всем побыстрее, но не зная, с чего начать, Мун затараторил, будто телеграф, отрывочно и бессмысленно:

— Заговор... под землей... «Любовь» в сборе... Спящий... Сомнамбулист...