Александр Лонс - Завещатель

Felix_98: Так что с ней?

Iron_Avrora: же тебе уже сказала — не знаю! Сначала думали, что просто ангина, а потом…

Felix_98: Ты у нее была?

Iron_Avrora: Была вчера. Приезжай, посмотри сам.

Felix_98: И как она?

Iron_Avrora: Хреново она. Плохо ей, и выглядит просто ужасно:(((

Felix_98: У меня работа…

Iron_Avrora: Поезжай в выходной. Ты ей нужен сейчас.

Felix_98: Это она тебя просила?..

Iron_Avrora: Нет! Это я сама. Даже не думай, она ничего не знает. И не говори ей, что это я тебя просила. Мы последний раз тебя даже не упоминали. Но ты ей нужен, я это чувствую. Просто поговори с ней, и все. Только заранее с врачом договорись, поэтому запиши телефоны ее лечащего врача— +7 911 965 98 31 это — мобильный в Петербурге, а рабочий городской — 274 56 16. Код города не забудь.

Конец диалога

Один билет взять легко, даже в день отъезда. Вот.

Я снова в Питере. Прежде чем идти в эту клинику, решил пройтись по старому городу. Он всегда действовал на меня успокаивающе.

Иду по осеннему Петербургу. По центру города. Очень люблю старые каменные питерские дома со странными барельефами, знаками и символами на стенах. Кощунственно реставрировать дома на питерских проспектах бульварах и улицах, они приобретают слишком четкие очертания. То, что разрушено, делится на то, что нужно ремонтировать и на то, что не стоит, ибо так оно выглядит гораздо лучше и несет в себе больше информации. Если стереть древнюю пыль, отреставрировать снаружи дома и переиздать книги — из них исчезнет пошлое и уйдет время.

Иду по старому Питеру. Тишина покой и свежий снег под ногами. И хотя здесь кого-то убили вчера, а кого-то убьют завтра — к вящему ужасу обывателей в уютных креслах — не найти в мире лучшего места для альбома по истории архитектуры и дискуссии о сущности мировых религий. И это несмотря на то, что встречные прохожие — не нестоящие люди, а на соседней улице готовится война во имя какого-то другого бога, а в парке, где прогуливался час назад, ночью соберутся язычники или сатанисты. Что в этих черных мешках за деревьями бульвара? Отрубленные головы или кочаны белой капусты?

Низкое северное солнце играет на окнах и стенах старых домов, опутанных сеткой проводов Интернета. Кажется, здесь мир достиг предельной концентрации, еще немного — и вся эта плавильная печь разлетится к чертям собачьим, разбрасывая вокруг осколки архитектуры и ошметки человеческого материала, и тогда сам Создатель предстанет перед всем миром в одном своем истинном лице, но уже некому будет возрадоваться и возликовать.

Я трясусь в переполненном метро, потом в неторопливом питерском трамвае, размышляю об этимологии слов и о бездомности среди домов. И судорожно силюсь придумать что-то новое, исторгая из себя сплошным потоком бессильные перед неизбежным слова. Растрачиваю свое невосполнимое время на бессмысленные действия, раздариваю окружающим части своей души и трачу жизнь на дурацкие попытки зачем-то оставить о себе хоть какую-то память.

Иду по старому Петербургу. По центру города. Моя цель — Вторая Советская улица, дом шестнадцать. Российский НИИ гематологии и трансфузиологии. Или, по-русски — Институт переливания крови.

— Не утомляйте ее, — сказала мне врач, — она очень слаба.

— Ваш прогноз?

— Неблагоприятный. Уже третья химиотерапия. Последний раз, когда нам пришлось увеличить дозу лекарств, основные показатели крови начали стремительно падать. Мы были вынуждены снять препараты. Сейчас она под капельницей — вводим комплекс для поддержания жизнедеятельности организма.

— Сколько?..

— Неделя. Две это — максимум. Если произойдет чудо — то месяц. Но чудес не бывает. Проходите, только недолго.

То, что я там увидел, не поддавалось никакому описанию. Ольга стала другой. В лице не было ни кровинки, губы сделались серыми, глаза запали и вокруг них возникли глубокие тени. Кожа обтягивала череп, а руки настолько исхудали, что лежали бессильными плетьми. К левой руке пластырем была прикреплена трубочка капельницы. Вторая трубочка была вшита куда-то около ключицы, а место подключения промазано зеленкой. Даже некогда пышные мягкие волнистые рыжие волосы, так восхищавшие меня своим блеском и медным цветом исчезли — ее голову закрывала лишь черная банданка. От былой красоты осталась только бледная тень в моей памяти.

— Оль, привет! — старался придать голосу веселость и оптимизм, — ну, ты как?

— Ты видишь, как я… — она, казалось, совсем не удивилось моему приходу. — Что молчишь? Только не ври мне! У тебя все мысли в твоих глазах. Ты испугался, когда меня увидел.

Во мне возникло ощущение дежа вю. Что-то похожее уже было. Со мной? Или с кем-то другим? Или не было?

— Я хотел сказать…

— Не надо ничего говорить! Волосы выпали… Я и так про себя все знаю, и мне не нужны твои слова.

— Держись, ты же можешь, я знаю. Ты — сильная.

— Нет, я уже устала. От пустых слов, от бесконечного вранья, от лекарств, от этих нескончаемых процедур, от боли от всего… Я уже смирилась — все-таки я прожила интересную жизнь, хоть и короткую. Ты знаешь, я иногда утрачиваю ясность мысли, а временами теряю сознание и впадаю в какую-то вязкую муть. Может это и хорошо? Скорее бы все это кончилось. Я измучилась, Феликс, я так больше уже не могу…

Ее лицо сморщилось, и она беззвучно заплакала.

— Хочешь, расскажу тебе сказку? Ты раньше любила слушать мои сказки.

Она едва заметно кивнула, а я начал рассказывать. Рассказывал я недолго, и сюжет с удивительной легкостью рождался и развивался по ходу моего рассказа. Я увлекся сам, но сказка тем и отличается от реальной истории, что имеет вполне оформленное окончание.

Моя сказка закончилась.

56. Ольга

Моя сказка закончилась, наступила реальность. Передо мной высокая, но узкая черная дверь. Вхожу — дверь сзади сразу пропала, а впереди — голая гладкая стена. Комната большая, но темная, без окон. Я оглядываюсь. На равном расстоянии друг от друга, на холодном цементном полу размещаются три больших деревянных объекта. Они очень смахивают на невысокие столы. Или на длинные тумбочки. Но — нет, это гробы. Страха нет. Просто незначительное разочарование. Рядом с каждым — маленькая тумбочка и телефон. Аппараты самые различные: две сотовые трубки, одна из которых довольно большая, устаревшей модификации с антенной, белый кнопочный телефон и красный с наборным диском.

Подхожу к самой крайней тумбочке. Смотрю на черную крышку рядом с ней. Никаких опознавательных знаков. Открываю крышку, заглядываю внутрь…

Я не кричу, потому, что не могу. Но если бы смогла, то меня услышал бы даже безнадежно глухой. Мертвым взглядом на меня смотрит один из моих лучших друзей. Нет сомнений в том, что это действительно он — Макс. Его любимый джинсовый костюм, с которым он почти никогда не расставался, две серьги в левом ухе, короткий hair, вечная ухмылка губ. Это был друг навсегда, для любой ситуации. Мелькают смутные образы в моей голове. Один за другим: «…Моя певица умирает назавтра..»., пессимизм, Шопенгауэр, всегда холодный чай. Почему я не могу сложить осколки разбитого зеркала? Робко издает сигнал радио трубка. Три, может четыре раза. Я нажимаю на кнопку ответа. «Здравствуй..». — доносится из телефона. Я не могу произнести ни одного слова. Меня точно парализовало на месте. Смотрю на бездыханное тело, на стеклянные неживые глаза.