Владимир Данихнов - Статика

— Как все просто, Микки, — прошептал я. — Вырежут и достанут…

— Да откуда я знаю подробности? — пожал плечами Керк. — Это уже головная боль ботаников. Главное, все будет так, как задумано.

— Почему тебя отправили сюда, Моника? — спросил я. — Почему ты не продолжила работу над тайной Стазиса?

— Я отказалась это делать, — ответила машина. — То, что задумала правящая верхушка Макса-3 было, как минимум, неэтично.

— Почему же ты не попыталась их остановить?

— Так меня запрограммировали, — ответила Моника. — Я не могу своим действием навредить человеческому существу. Если я хотя бы подумаю об этом, замкнется ключ, и все мои микросхемы сгорят. Я… выключусь… Для меня это смерть, Герман! А я не хочу умирать… Сделано это с вполне понятной целью — чтобы я не смогла взбунтоваться против своих создателей.

— Керк! — нервно воскликнул Цвейг.

— Уже заканчиваю, Арнольд, — улыбнулся МакМилан, пряча станер за пазуху.

Вместо него появился короткий армейский лучевик «Бетти». Такое романтическое прозвище ему дали во время войны с червями. Дело в том, что благодаря его небольшому весу и легкости в обращении, им предпочитали действовать женщины.

— Твое последнее слово, Герман? — спросил Керк.

— Антон, — просто сказал я.

Два выстрела, две ослепительные вспышки, и Цвейг с Керком безвольными кулями свалились вниз. В бездумной голове МакМилана зияла прожженная насквозь дыра. Его глаза с потускневшими от огня зрачками смотрели, кажется, на меня.

— Дурак, ты, Микки, — сказал я. — Думаешь, пока ты валялся без сознания у беседки я не успел нацепить «жучок» на тебя?

Павлоцци, конечно же, не ответил.

Я вдруг вспомнил, как мы пили с ним на брудершафт вонючий самогон.

Как выходили в обзорную комнату звездолета, любовались на звезды и горланили песни.

Как он предлагал войти в его секту и как приятно было мягко посылать Микки куда подальше.

А главное — как Павлоцци молился за родителей Генки.

Люди — это лишь кусочки нашей памяти.

— Неэтично, — скорбно пробормотала Моника.

— Я знаю, — прошептал я.

Надо мной склонился Антон. Лицо у него было бледным, в руках брат держал плазменную винтовку.

— Я впервые убил человека, веришь? — спросил он. — Я… я теперь даже не знаю… правильно ли сделал, что оставил тебе номер своего видеофона… Я…

— Всегда был идеологом, Антоша? — спросил я. — Привыкай. Виноват не палач, а судья. На твоей совести и все остальные смерти… Кстати, ты взял с собой «мувер»?

Он кивнул.

— Давай две таблетки.

Дрожащими руками брат достал из кармана пилюли, ликвидирующие последствия выстрела из станера, протянул мне сразу две.

— Ты все слышал? — спросил я, разжевывая безвкусные «муверы».

— И даже записал, — ответил он. — Только нам это не поможет, Герыч… кто нам поверит? Все это бессмысленно…

— Куда делся мой энергичный брат? — рявкнул я, чувствуя, как возвращаются силы. Приятное покалывание началось на пятках и уже достигло колен. К кистям тоже постепенно возвращалась подвижность.

— Ты знал про источник энергии? — спросил я, разминая шею.

— Нет, — покачал головой мой брат. — Хакеру в свое время удалось связаться с машиной, но узнал он только о природе Стазиса. Потом канал обрубили.

— Наверное, это случилось примерно в то же самое время, когда ты связалась с Натсом, да, Моника? — поинтересовался я. — Пыталась дотянуться хоть до кого-нибудь? Стыдно стало? Хотела поступить максимально этично?

— Да, — лаконично ответила машина. — Это так.

Брат помог мне подняться на ноги, и я сделал пару неуверенных шагов, держась за его плечо.

— А этично было помогать этим убийцам? — заорал я. — Этично, а?

Машина молчала.

Мы бережно обошли трупы, будто наше прикосновение могло потревожить мертвых.

Возвращалось обоняние, и мне в нос ударил запах жареного мяса.

— Люди — подлые твари, — сказала на прощание Моника.

Кар вел Антон.

— Срочно убираемся с этой планеты, Гера, — шептал он. — К чертовой бабушке, в самый конец Галактики!

— А как же спасение Статики, Антошка? — засмеялся я. — Куда подевалось благородство спасителя человечества?

Брат посмотрел на меня, как на сумасшедшего:

— Что с тобой, Герман?

Я промолчал. И впрямь — что? Нервное, наверное. На меня волнами цунами накатывала веселая злость. Я не знал, что мне делать, смеяться или плакать.

Я достал видеофон и набрал номер Андрэ.

Француженка ответила почти сразу:

— О! Месье Герман!

— Андрэ, — сказал я, — прости, наверное, нам не получится встретиться сегодня. Может, как-нибудь…

— Все в порядке, Герман! — воскликнула Андрэ. — Луи вернулся ко мне! Он принес целую охапку черных роз с Империуса! Правда, он душка? Ты бы знал как я люблю его! Моего прелестного мальчика! А вот и Луи… Луи поздоровайся с моим другом… Ну помнишь, детектив, про которого я тебе рассказывала? Я ему помогла раскрыть дело! Ну будь умницей, поздоровайся…

На экране возникло смазливое лицо француза:

— О, месье Герман! — с непередаваемой интонацией воскликнул он.

Я нажал кнопку сброса — связь оборвалась.

— На космодроме нас ждет яхта, забронированная на мое имя, — сказал Антон. — Надо успеть, пока власти не обнаружили Цвейга и МакМилана…

— Еще одно дело, — сказал я. — Одно маленькое дельце.

Антон простонал, крепче сжимая руль.

В ее палате, чистеньком светленьком помещении собрались они все. Алик, пухлощекий паренек (я забыл его имя), Инга, Искра, чернявый… Они окружили кровать Марины веселой шумной толпой и наперебой желали выздоровления. Шутили, веселились на показ, как могли утешали больную…

Я как дурак стоял в дверном проеме, опекаемый заботливой медсестрой.

Заметив, что я не двигаюсь, сестричка тактично кашлянула. Алик и компания, наконец, заметили меня.

Долгое время они молча рассматривали меня. Алик так прямо с ненавистью, остальные — с легким презрением, которое обычно испытывают представители высшего общества к низам.

Еще бы!

Я ведь всего лишь спас их подругу.

Марина лежала на постели с перевязанным горлом. Она на меня не смотрела, уставилась в потолок.

— Выйдите, — попросила она друзей тихим больным голосом.

Проходя мимо, Алик больно толкнул меня плечом. Я не стал отвечать.

Дверь хлопнула.

— Герман! — тихо позвала Марина.

На миг мне почудилось, что сейчас все вернется. Светлое обаяние вчерашнего вечера, близость ее лица, нежное прикосновение рук…

— Ты хороший парень, — продолжила девушка, когда я подошел поближе, — но ты сам должен все понимать. Вчерашний вечер — лишь порождение «Моники Димитреску». Ты ведь знаешь, почему это вино вот уже несколько лет побеждает на всех мыслимых и немыслимых конкурсах, правда?