Людмила Милевская - Восход Черной луны
— А куда же вы денете свою супругу?
— Здесь проблем нет. Мы расстанемся. Это давно уже надо бы сделать, но не видел веских причин менять привычную обстановку. Решайтесь. Я посажу вас в машину и… через пятнадцать часов мы будем в Москве.
— Я подумаю, — улыбнулась Ирина. — Но пока меня больше беспокоит чувство голода.
Виталий ошеломленно взглянул на нее, но тут же рассмеялся.
— Обещайте, что дождетесь меня? Я через десять минут вернусь. Обещаете?
— Обещаю.
Когда за Виталием закрылась дверь, Ирина осмотрелась вокруг. Взгляд ее привлек приоткрытый кейс, лежащий на тумбочке. Она подошла к нему и заглянула внутрь. Он был набит какими-то бумагами. Из бокового кармашка торчал бордовый уголок паспорта.
— Посмотрим, насколько вы честны? — прошептала Ирина и полистала странички документа.
— Буланов Виталий Игоревич. Прописан… Зарегистрирован… Дети… отсутствуют.
Ее занятие прерван яростный стук в дверь. Ирина поспешно положила паспорт на место, прикрыла кейс и вернулась на диван.
— Откройте! Ирка! Я знаю! Ты там! Сейчас вышибу дверь!
«Господи! Это Роман! — испугалась Ирина и закрыла лицо руками. — Дверь же открыта. Надо повернуть ключ в замке!» — лихорадочно подумала она, но было поздно.
Роман уже вваливался в номер. Вид у него был взъерошенный. Не увидев никого кроме жены, он ошеломленно остановился.
— Как? Ты одна?
— Пошел вон! — гневно выкрикнула Ирина. — Тебя это не касается!
Роман упал на колени.
— Умоляю! Прекрати дурить! Прости меня и пошли домой!
— Надо же! Как все просто! Прости, и домой! Пошел вон!
Роман подошел к окну и распахнул его настежь.
— Здесь, кажется, седьмой этаж? Или мы идем домой или я совершаю полет над городом, — сказал он таким спокойным тоном, что Ирина поняла — муж не шутит.
Она нехотя поднялась с дивана и вышла из комнаты.
* * *Виталий спешил, почти бежал. В одной руке он держал сумку, нагруженную деликатесами, в другой огромный букет роз. Сердце в его груди лак по-юношески трепетало, что он чувствовал себя и круглым дураком и безупречно счастливым одновременно.
— Только бы она не ушла! Только бы успеть! Господи! Помоги мне! — суеверно взывал он к Творцу, в которого до сей поры не очень-то верил. — Какое счастье, что я приехал в этот дурацкий захолустный город! Какую жемчужину я здесь нашел! Как она красива! Как чиста! Как трогательна!
Выскочив из лифта, Виталий столкнулся с дежурной по этажу и неожиданно для самого себя решился на мальчишескую выходку: он чмокнул молодящуюся старую обрюзгшую тетку в щеку и, выдернув из букета розу, протянул ее ошалевшей даме.
— В чем дело? — взвизгнула она, пряча довольную улыбку.
— Простите, но ничего не могу с собой поделать! — радостно объяснил Виталий. — Сам не пойму почему, но счастлив необыкновенно!
Он стремительно помчался по коридору, сгорая от нетерпения, толкнул дверь… Комната была пуста.
Мир померк и превратился в глупую, безжалостную пустоту.
— Старый я дурак, — обессиленно рухнул на диван Виталий.
Глава 29
Домой ехали молча. Каждый думал о своем. Роман — о том, как будет выкручиваться перед женой, Ирина о Виталии. Ей хотелось вернуться, еще раз заглянуть в умные, добрые и все понимающие глаза этого внезапно ставшего близким мужчины.
— Мама, наверное, уже ждет меня.
Она посмотрела на часы.
— Точно, укладывает Витаську спать.
Роман резко затормозил. Ирина посмотрела на дорогу и увидела маячащего гаишника.
— Ну, сейчас начнется! Ты же пьян! — встревожилась она.
— Не волнуйся, все будет в порядке, — уверенно успокоил Роман жену.
Через минуту он вернулся.
— Поехали.
— Как? Он тебя отпустил? — удивилась Ирина.
Еще и счастливого пути пожелал, — гордо сообщил Роман, удивляясь наивности жены.
«Да, дело привычное, — уже равнодушно подумала Ирина. — Его же мадам пристрастилась после ресторана трахаться в „Вольво“. Им, видимо, часто желают доброго пути».
* * *Роман остановил автомобиль у подъезда. Ирина отправилась домой, а он поехал ставить «Вольво» в гараж.
Открыв дверь, она прислушалась.
— Вы к акуле-каракуле не хотите ли попасть, прямо в пасть? — старательно, нараспев читала бабушка внуку Чуковского.
От звуков доброго материнского голоса Ирина совсем раскисла. Ком подкатил к горлу, в глазах защипало. Она почувствовала, что вот-вот разрыдается.
«Этого нельзя допустить, — подумала Ирина, — мамуля и так испереживалась. Мои несчастья принимает к сердцу ближе, чем я».
Она тихонечко прикрыла входную дверь и на цыпочках прокралась в комнату, заранее заготовив на лице озорную улыбку.
— Нам акула-каракула нипочем! Нипочем! Мы акулу-каракулу кирпичом! Кирпичом! — весело продолжила она сказку.
Виталик радостно выскочил из-под одеяла и запрыгал на кровати.
— Мамочка пришла! Ура! Мамочка пришла! — Мы акулу-каракулу утюгом-утюгом! — старался подпрыгнуть как можно выше Виталик. — Мы акулу-каракулу молотком-молотком! — состроил он уморительную гримаску и скакнул на шею матери.
Ирина подхватила сына и, почувствовав в руках его маленькое тепленькое тельце, вдруг не смогла совладать с собой. Слезы навернулись на глаза. Она спрятала лицо в его сладко пахнущей детским родным запахом рубашонке и дрожащим голосом прошептала:
— Мы акулу-каракулу… батогом… батогом… Мы акулу-каракулу…
Но спазм перехватил горло, и Ирина не смогла продолжить истязаний акулы.
Мать заметила состояние дочери и, догадавшись, что случилась какая-то неприятность, пришла на помощь.
— Мы акулу-каракулу пирогом-пирогом, — не слишком изобретательно сочинила она.
Виталик запротестовал:
— Нет! Тогда лучше меня пирогом! С орехами! Бабушка, твоим пирогом!
Бабушка и внук рассмеялись. Боль отступила. Ирина незаметно вытерла слезы о рубашку сына и, отстранив его от себя, весело сказала:
— И правда! Ишь что бабуля удумала: наши пироги всяким акулам раздавать!
Она поцеловала сына в макушку, дала расцеловать себя (он смешно тыкался носиком куда придется и чмокал воздух) и уже строго произнесла:
— Все, ангелочек мой, а теперь спать. Спать! Спать! Ручки под щечку. Глазки закрываем. Свет выключаем. Ножки из-под одеяла, не высовываем. Спать…
Сын послушно выполнил все рекомендации. Ирина с умилением посмотрела на него и сделала матери знак, мол, пора выходить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});