Джеймс Беккер - Скрижаль последнего дня

Как только они остановились, Бронсон очень аккуратно промыл рваную рану на левой ступне Анджелы. Порез оказался не слишком глубоким, но явно болезненным. Бронсон наложил ватный тампон и закрепил его лейкопластырем — медикаменты он купил в круглосуточно работающей аптеке в Тель-Авиве. Анджела натянула пару кроссовок и попробовала сделать несколько шагов. Хотя выглядели кроссовки, мягко говоря, не очень изящно, но теперь Анджела могла, по крайней мере, снова ходить. Бегать же в ближайшее время ей не придется. Она на это надеялась.

Бронсон вздохнул:

— Видишь ли, Якуб не из тех людей, чье лицо можно легко позабыть. И — я не говорил тебе этого раньше, но лично мне кажется очень странной та легкость, с которой Джалал Талабани спас нас тогда в Рабате. Понимаешь, одному человеку — пусть даже ему на руку сыграл элемент неожиданности — довольно трудно справиться с тремя вооруженными бандитами, особенно если он схватился с ними в доме, в котором никогда прежде не бывал. Я думаю, что у него был помощник, и единственное разумное объяснение заключается в том, что помог ему не кто иной, как сам Якуб.

— Но ведь Талабани на самом деле убил этих людей? — все еще не веря, спросила Анджела.

— В этом нет никаких сомнений. Я лично проверил тело Ахмеда.

Анджела содрогнулась.

— Получается, Якуб готов был пожертвовать по меньшей мере тремя своими людьми: Ахмедом и теми двумя, которых мы видели в самом доме? Но ради чего?

— Чтобы убедить нас, что он — Якуб, я имею в виду, — мертв; чтобы мы почувствовали облегчение и беззаботно направились в приготовленную им ловушку. Слово «безжалостный» вряд ли в полной мере характеризует его поступок. Он хотел, чтобы мы — или скорее ты — настолько сосредоточились на поисках Серебряного Свитка и Моисеева Завета, что позабыли бы обо всем на свете, помчались в Израиль и привели его прямиком к реликвиям. И, надо признать, план его оказался весьма неплох: ведь ты действительно использовала все свои возможности, помощь знакомых, чтобы вплотную приблизиться к разгадке. Все, что оставалось сделать Якубу, это просто следовать по твоим пятам — чем он и занимался.

— Но этот человек, он пытался тебя убить.

— Знаю, — кивнул Бронсон. — Я могу только предположить, что Якуб, вероятно, потерял терпение. Он хотел меня убить, чтобы затем похитить тебя. А дальше он попытался бы заставить тебя рассказать, где искать артефакты.

В свете раннего утра лицо Анджелы казалось бледным, как у покойника.

— Боже мой… Крис, я так рада, что ты сейчас здесь со мной. Этот Якуб просто приводит меня в ужас. Ему даже не пришлось бы меня пытать — достаточно один раз взглянуть на его лицо, и я сразу же рассказала бы ему все-все.

Бронсон отвернулся от проходящей за парковкой дороги. Все то время, что они здесь находились, он постоянно следил за проезжающими автомобилями — чтобы в любой момент быть готовым ударить по газам. Теперь же взгляд его остановился на Анджеле.

— Послушай, — сказал он, — если ты вдруг захочешь прямо сейчас оставить эту затею, то никаких проблем. Через несколько часов мы уже можем сидеть в самолете, направляющемся из Бен-Гуриона в Великобританию, можем никогда больше не возвращаться в Израиль и выкинуть из головы все эти утраченные реликвии. Выбор за тобой. Я соглашусь с любым твоим решением.

Некоторое время Анджела ничего не отвечала, а просто сидела, чуть опустив голову, и нервно сжимала лежащие на коленях руки — с нее можно было бы писать Мадонну. Наконец она качнула головой и повернулась к Бронсону.

— Нет, — твердо заявила Анджела. — Я знаю, что если сейчас отступлюсь, то потом всю жизнь буду об этом сожалеть. Это величайший шанс в моей карьере — да что там говорить, в карьере любого археолога, — и я просто не могу вот так взять и все бросить. Нам только нужно быть уверенными, что мы на шаг опережаем Якуба и банду его головорезов с пушками. А это, Крис, как раз твоя работа, — прибавила она с легкой усмешкой.

— Ну, тогда все в порядке, — облегченно произнес Бронсон и тоже улыбнулся. — Значит, если ты настроена так решительно, давай определимся, куда ехать дальше. Конечно, только после того, как это заведение откроется и мы сможем в себя что-нибудь закинуть.

Пока он говорил, внезапно замигала и зажглась в полную силу вывеска над рестораном, а внутри задвигались тени.

— Наконец-то, — пробурчал Бронсон. — Давай уже поедим.

Час спустя они, сытые и довольные, возвращались к машине.

— Есть какие-нибудь мысли? — садясь за руль, поинтересовался Бронсон. Анджела прихватила с собой в ресторан несколько листков с записями и внимательно изучала их во время завтрака, не проронив при этом почти ни слова.

— Возможно. Подожди еще пару минут.

Бронсон резко тряхнул головой, словно только что принял решение, и наклонился к Анджеле.

— Можно задать тебе вопрос? Достаточно личный.

— Ну… да, — осторожно протянула она. — Спрашивай.

— Йосеф Бен Халеви. Ты ведь работала с ним?

— Да. Думаю, лет пять назад. А что такое?

— Значит, на самом деле ты не особенно хорошо его знаешь?

Анджела задумчиво пожала плечами:

— На самом деле — не очень. Просто работали вместе.

— Понятно. Просто… не знаю, как это сказать… в общем, мне он не особо понравился. Есть в нем такое, будто он скрывает что-то. И не понравилось мне, как он подступался с разных сторон, пытаясь разузнать, что же мы на самом деле ищем.

Анджела покачала головой:

— Он же специализируется на древних языках и истории Израиля. Вопросы, которые мы задавали, не могли не пробудить в нем любопытство. Вероятно, он почувствовал, что мы идем по многообещающему следу, и хотел бы тоже поучаствовать в наших поисках. Я уверена, все дело только в этом. — Она улыбнулась и прибавила: — Но ты же не ревнуешь?

— Нет-нет, ни в коем случае, — решительно ответил Бронсон. — Просто не хотелось бы больше привлекать его к нашему расследованию. Я ему действительно не доверяю.

Анджела снова улыбнулась и подумала, насколько это мгновенно возникшее недоверие Бронсона к Бен Халеви вызвано несомненной физической привлекательностью израильского ученого и насколько является проявлением никогда не дремлющего инстинкта полицейского. Не то чтобы Анджела подозревала, что Йосеф ведет какую-то двойную игру, — просто она вдруг поняла: наверное, лучше будет не делиться с ним лишней информацией теперь, когда они — она на это надеялась — подошли совсем близко к цели поисков.

— Так вот, — сказала она и обратилась к своим записям, — я попыталась поставить себя на место сикариев, представить, как бы действовала я сама, окажись в 73 году нашей эры. Им необходимо было спрятать три крайне важные для всего еврейского народа реликвии. Одну они оставили в пещере в Кумране. На первый взгляд это не самое подходящее место, чтобы что-то укрыть, но, как мы знаем, Медный Свиток пролежал там, никем не обнаруженный, две тысячи лет. С двумя оставшимися реликвиями — Серебряным Свитком и Заветом Моисеевым — они направились куда-то дальше. Куда же? Надо заметить, что даже тогда Иерусалим был самым значительным городом во всей Иудее, потому не будет большой ошибкой предположить, что сикарии могли спрятать два артефакта в этом городе.