Дэн Браун - Инферно

Светоносный эффект сообщало верхней части зала круглое окно в вершине купола, примерно как в римском Пантеоне, и кольцо маленьких утопленных в камне окон наверху, откуда били узкие снопы света, казавшиеся почти материальными, как потолочные балки, перекрещивающиеся под разными углами.

Подойдя с Сиеной ближе к середине, Лэнгдон окинул взглядом легендарную мозаику — многоярусное изображение рая и ада, очень схожее с тем, что описано в «Божественной комедии».

Данте Алигьери видел это ребенком, подумал Лэнгдон. Буквально — вдохновение свыше.

Он остановил взгляд на смысловом центре мозаики. Прямо над главным алтарем восседал Иисус Христос и вершил суд над праведниками и обреченными.

По правую руку от него праведники вознаграждались вечной жизнью.

По левую — грешников жарили, побивали камнями и пожирали разнообразные твари.

За мучениями надзирал колоссальный Сатана, изображенный в виде зверя-людоеда. Лэнгдон всегда ежился при виде этого чудища, которое семь веков назад смотрело на юного Данте Алигьери, приводя его в ужас, и в конце концов вдохновило на яркое описание того, что происходит в последнем круге ада.

Страшная мозаика над головой изображала рогатого Дьявола, поедающего человека с головы. Ноги несчастного свисают из пасти чудища наподобие торчащих ног полупогребенных грешников в Дантовых Злых Щелях.

Lo’mperador del doloroso regno, продекламировал про себя Лэнгдон. Мучительной державы властелин.

Из ушей Сатаны вылезали две толстые змеи, тоже пожирающие грешников, так что могло показаться, будто у Сатаны три головы, в точности как описал его Данте в последней песни «Ада». Лэнгдон напряг память и вспомнил этот образ.

Когда увидел три лица на нем… и стекала из трех пастей кровавая слюна. Они все три терзали, как трепала, по грешнику…

Лэнгдон знал, что троичность сатанинского зла имеет символическое значение: она симметрична славе Троицы.

Глядя на жуткое чудище, Лэнгдон пытался представить себе, как действовала эта мозаика на молодого Данте, много лет ходившего сюда на службы и молившегося под взглядом Сатаны. Сегодня, однако, у него было неприятное чувство, что Дьявол смотрит прямо на него.

Он поспешно перевел взгляд на балкон и галерею второго этажа — единственное место, откуда разрешалось женщинам наблюдать крещение, — а потом ниже, на гробницу антипапы Иоанна XXIII: бронзовую фигуру под балдахином, возлежащую на высоте вдоль стены, что приводило на ум фокусника, демонстрирующего левитацию, или пещерного жителя.

И наконец он остановил глаза на нарядной мозаике пола, по мнению многих, отразившей каким-то образом средневековые сведения по астрономии. Взгляд его пробежал по замысловатому черно-белому орнаменту и замер на середине пола.

Вот это место. Лэнгдон знал, что именно там крестили Данте во второй половине тринадцатого века.

— «Вернусь, поэт, и осенюсь венцом… Там, где крещенье принимал ребенком», — вслух произнес он, и пустое пространство откликнулось гулким эхом. — Здесь она.

Сиена встревоженно посмотрела на центр пола, куда показывал Лэнгдон.

— Но… здесь ничего нет.

— Теперь нет, — подтвердил Лэнгдон.

Остался только восьмиугольник красно-коричневой плитки. Это одноцветное пятно на узорчатом полу выглядело как заплата — каковой оно на самом деле и было.

Лэнгдон быстро объяснил, что первоначально купелью в баптистерии был восьмиугольный бассейн в центре помещения. Современные купели подняты над полом, а в прежнее время были родственны источнику или другому водоему — в данном случае это был глубокий бассейн, и ребенка можно было погрузить в него основательно. Лэнгдон представил себе, какой крик здесь стоял, когда испуганного ребенка опускали в яму с ледяной водой.

— Крещение было холодным и пугающим, — сказал он. — Настоящий обряд посвящения. Опасный даже. Данте якобы однажды прыгнул в купель, чтобы спасти тонущего ребенка. Короче говоря, в шестнадцатом веке первоначальную купель уничтожили.

Сиена с беспокойством оглядывала баптистерий.

— Но купели, где его крестили, больше нет. Где же Иньяцио спрятал маску?

Лэнгдон понимал ее растерянность. Здесь было сколько угодно укромных мест — за колоннами, статуями, надгробиями, в нишах, в алтаре, даже наверху.

Тем не менее он вполне уверенно повернулся к двери, через которую они только что вошли.

— Мы начнем оттуда. — Он показал на стену справа от «Райских врат».

Там на возвышении за декоративной оградой стоял высокий шестигранный постамент из резного мрамора, напоминавший маленький алтарь или пюпитр. Резьба была настолько тонкая, что он был похож на перламутровую камею. На мраморном основании лежала полированная деревянная доска диаметром около метра.

Сиена нерешительно пошла туда за Лэнгдоном. Когда они поднялись по ступенькам и прошли за ограду, она присмотрелась к сооружению и беззвучно охнула, поняв, что перед ней.

Лэнгдон улыбнулся. Совершенно верно, не алтарь и не кафедра. Полированная доска была крышкой полого сооружения.

— Купель? — сказала Сиена.

Лэнгдон кивнул.

— Если бы Данте крестился сегодня, то именно здесь. — Лэнгдон глубоко вздохнул и, внутренне дрожа от нетерпения, положил ладони на дерево.

Он крепко ухватился за края крышки, сдвинул ее в сторону, осторожно стащил с мраморной опоры, опустил на пол и заглянул в темноту неширокого колодца.

От жути и неожиданности у него захватило дух.

Из темноты на него смотрело мертвое лицо Данте Алигьери.

Глава 56

Ищите, и найдете.

Лэнгдон стоял перед купелью и смотрел сверху на посмертную маску, и светло-желтое лицо отвечало ему взглядом невидящих глаз. Горбатый нос и торчащий подбородок делали его мгновенно узнаваемым.

Данте Алигьери.

Созерцать безжизненное лицо тоже было не слишком приятно, но в его положении было вообще что-то противоестественное. Лэнгдон не сразу понял, в чем дело.

Маска… что, плавает?

Он наклонился и посмотрел внимательнее. Купель была глубиной значительно больше метра — скорее колодец, чем мелкий бассейн. Его вертикальные стены спускались в шестиугольную емкость, заполненную водой. Но странно, маска как будто парила посередине колодца — держалась над поверхностью воды вопреки законам природы.

Лэнгдон не сразу понял, чем вызвана эта иллюзия. В центре купели был столбик, доходивший до середины ее высоты, и на нем, над самой поверхностью воды, — что-то вроде маленького металлического блюда. Это выглядело как декоративная имитация фонтана, а на тарелку, вероятно, клали младенца при крещении. Но сейчас на этом пьедестале, над водой, лежала маска Данте.