Путь варга: Хищные пастыри. Книга 1 - Елена Владимировна Кисель
Имена… имена… будто опавшие лепестки земляники. За ними те, кого когда-то называла — «брат», «сестра», «малыш».
— Странно. Я видела Олли, она сейчас в цирке Эрнсау. Так вот, она говорила что-то насчёт того, что община теперь закрыта. Якобы Джод хочет сберечь оставшихся.
— Всегда были те, которые прыгают через заборы. А некоторые прыгают куда выше — только не со мной ты должна говорить об этом.
— Понятно.
Пирожок пахнет грибами, луком, детством. Гриз жуёт мягкое тесто, закидывает голову.
— Потолок после зимы как? У вас же тут ливни были.
— Сайлен с братьями помогли. Всё починили — немного черепицу обновили даже. Хотели ещё трубу посмотреть — её почистить нужно, так даже сегодня собирались заскочить, хорошо — потом передумали: там какой-то ремонт нужен, в общине.
— Ну-ну… весна, а Сайлен не на севе? Что ж это так.
— После предыдущего сева… — Хестер вздыхает, качает головой. — Опять не мой разговор. Но весной вышли только трое сеятелей. Остальные здесь. Мужчины весной не уходят на сев. Помнишь — я говорила тебе: они жаловались, что сеять с каждым годом всё сложнее…
— А-а-а, вечные проблемы наших сеятелей. «Доступные все страшные!» «Меня чуть родители не поймали!» «Вот твари распутные — они зелья пьют, чтобы не забеременеть!» «Она сказала, что вытравит плод!» «Написала, что отравится, да что ж такое!» Кажется, кто-то из братьев после первого сева даже плакал — как безумно жестока жизнь к великой миссии размножения варгов.
Иглы в голосе. Ощетинились, будто хвост таясты — сейчас полетят во вся и всё. Только с мамой можно, мать привыкла, что дочь временами ершится и колется… особенно когда речь о севе.
— И что же теперь утворили гадкие женщины, чтобы не рожать варгов, а? Даже не знаю… их нельзя одурачить наклейками на ладонь? Они хотят брачеваться? Желают денег на содержание ребёнка? Просят предъявить документы? Нет, про эти-то ужасы я уже давно слышала.
— Многие просят применять магию во время свиданий. Или надрезать ладонь в качестве жеста верности.
Гриз застывает со вторым пирожком во рту. Медленно проталкивает кусок за щёку.
— Небеса рассветные… они пробуют их на кровь? Как же хорошо их кто-то просветил о наших сеятелях.
— Сайлен и братья говорили о каких-то газетах. И было ещё имя из Акантора. Как же там… В-вир-иди…
— Вириди, наверное. Говорят, большой талант влиять всем на умы — ему бы с Джодом дискуссию устроить. Значит, заинтересовался размножением варгов? Представляю, что пишут в газетах. «Страшитесь, женщины, ужасной участи: вы можете нарваться на варга-сеятеля! Который убедится, что вы беременны и не вытравите плод — и растворится в свете своей миссии: нужно же посеять побольше. Ах, да. Иногда они возвращаются, и это ещё хуже».
— Хуже?
— Ты мне скажи. Что лучше — воспитывать ребёнка, рождённого вне брака, одной… в нужде, без денег, сдавая его в дом сирот, может быть… Или получить выбор. Отдай ребёнка в общину или иди вместе с ним.
— Это не мой вопрос: я давно ответила на него. И не твой вопрос. Ты хотела спросить другое.
— Да. Почему мы всё ещё зовём это севом. Надо бы подобрать новые термины. Обман. Вырождение. Что-то из этого, сама понимаешь.
Да, часть денег, которые в общине выручают на торговле редкими ягодами и травами, на лечении зверей — идёт на поддержку «пустозелья». Тех женщин, что не сподобились: варгом ведь рождается каждый десятый ребёнок — и то бывают перерывы, бывает куда реже. А матери могут даже не знать, что они, по меркам Пастырей Чудовищ — пустышки. Родившие тех, кто пройдёт Посвящение у Камня и обретёт Печать или же станет «пустым элементом». Правда, считается, что в крови таких детей всё равно дремлет варжеская кровь — и может проявить себя через поколение, через два…
Приносит ли им это счастье — вот что интересно. И сколько таких ходит по Кайетте? Не знающих — кто их отцы? Может быть, проклинающие обманщиков, которые вскружили головы их матерям?
— Иногда мне интересно. Сколько у меня на самом деле братьев и сестёр. Не по варжескому счёту. По общему.
Это давний разговор. Начатый ещё до ухода Гриз из общины. Тогда, когда она начинала вырастать из леса. И из отцовских речей. Они затронули каждую грань этого разговора за годы. Перетёрли в пюре понимания все вопросы. Кроме одного, который Гриз, может быть, наконец-то задаст сегодня.
Но разговор прерывают шаги по тропинке, ведущей от реки в общину. Тихие шаги — а за ними мягкая походка игольчатника, хлопанье крыльев, да вот ещё перестук единорожьих копыт. Гриз распрямляется.
— Всё, явился со свитой. Готовь травы, мама, — если разговор не удастся.
Хестер Арделл тяжко вздыхает и откладывает иглу. И ещё пару минут — пока шаги приближаются — молчит свою просьбу не горячиться… хотя бы не сразу.
Гриз уважительно кивает, ощупывая кнут на поясе.
Дверь распахивается как-то по-особому величаво — и последняя веха шагает через порог. А прошлое выстукивает в висках разъярённо: «…никогда не смей называть меня отцом! Прочь отсюда, Кровавая! И если ты появишься хотя бы за милю от общины…»
В бороде и волосах у Джода Арделла не было тогда столько седины. Но смотрел он именно с таким отвращением.
— Ты. Посмела угрожать, что явишься в общину.
Взгляд серых глаз, таящих в себе ясные прожилки бирюзы, уходит над её головой. Он глядит, подняв подбородок, на что-то ничтожное, омерзительное там, за ней.
Гриз Арделл встаёт напротив главы своей бывшей общины.
— Ты не оставил мне выбора. С зимы пытаюсь с тобой поговорить, а ты носишься как серна от алапарда.
— Мне не о чем с тобой говорить, Кровавая.
— И ты пришёл, чтобы сказать это лично.
— Да. Не вмешивайся, Хестер, — когда он переводит взгляд на мать Гриз, черты резкого лица чуть смягчаются. — Я не препятствую тебе говорить с этой… Встречаться с ней. Она тебе дочь. Но не мне. Нам с ней не о чем больше разговаривать. Ни о чём. Никогда. И не смей даже речи вести о том, чтобы войти в общину. Вот всё, что ты получишь от меня сегодня.
— Понимаю твою позицию.
Голос звучит почти весело.
