Мышь в Муравейнике - Дана Обава
Круто, — Лекс нагибается над водой, поближе рассматривая довольных обедом монстров. Я же отхожу на шаг и заглядываю в соседний бассейн — но там ничем не примечательные рыбки гоняют стайкой туда-сюда.
Они любят мясную продукцию этого производителя, — кивает взбледнувший Лис. — Но еще больше они любят человеческие пальцы. Очень назидательно получается.
Если при этом сравнивать выражение лиц Лекса и Лиса, то становится совершенно непонятно кто кого запугивает.
Хорошо, с этим все ясно, — все же вынужден признать мой друг. — Но у меня, прежде чем мы уйдем обдумывать продуктивность сотрудничества с вами, назрел еще один вопрос. Я так понимаю вы имеете дело и с живыми объектами тоже? В смысле не только с продуктами их жизнедеятельности. А такими крупными птичками с клешнями вместо крыльев вы занимаетесь?
Птероморфами? — Лис делает паузу в ожидании подсказки. — Их берут в качестве сторожей обычно, хотя они довольно безобидны.
Безобидны?! У меня даже спина от возмущения зачесалась в том месте, куда меня безобидно клюнули, отщипнув отнюдь не лишний кусочек плоти.
Как же они тогда сторожат? — также удивляется Лекс.
Птероморфы панически боятся громких звуков, но если вор будет вопить, то его же поймают.
После того, как разговор заканчивается, нас провожают назад под купол, где мы снова некоторое время ждем Эбнера, глядя на пасущихся гусей. Главный гусь, снова увидевший наши лица, явно возмущен. Очень хочется по свежачку обсудить все услышанное, однако мы терпеливо молчим.
Эбнер приходит за нами еще через двадцать минут, точно также доводит и сажает в машину, везет обратно в Муравейник.
Может, у вас остались какие-то вопросы, которые я смогу прояснить? — пытается он прекратить это тягостное и неинформативное молчание.
Да о чем тут говорить, — с тоскою вздыхает Лекс.
После всех этих разговоров с демонстрацией фотографий и прочего у нас обоих включается легкая паранойя, оправданная или не очень. Вернувшись в учебку, мы некоторое время неуверенно бродим по складу и наконец закрываемся в маленькой ванной комнате.
— Ну и кто на тебя произвел большее впечатление? — спрашивает Лекс, предварительно придирчиво с фонариком рассмотрев вход в вентиляционную шахту на случай прослушки или прослушивателя, который теоретически мог бы там за решеточкой уместиться. — Те или эти?
Конечно, эти! Они много знают — это пугает, — признаюсь я.
А на меня больше те, — задумчиво произносит Лекс.
Из-за блондинки? — Ничуть не сомневаюсь я — длинноногая представительница службы безопасности искателей сразила его наповал.
Не могу выбросить ее из головы, — признает друг и тут же ухмыляется: — впрочем, мы так и не увидели боссов местной мафии. Давай будем их называть девятой гильдией для удобства, — предлагает Лекс.
А ведь действительно! Бедные наивные бандиты не догадались, чем можно пронять Лекса. Уж точно не завуалированными угрозами. Кстати о них.
Может это и просто совпадение, но прожорливые камни мне кое-о-чем напомнили! — Я нервно кусаю ногти, пытаясь воспроизвести в памяти уже довольно отдаленный момент. — Они могут откусить у человека пальцы, если его руку засунуть в бассейн, а тот несчастный в белом секторе, с раздутым лицом и наростами, помнишь? Когда мы с Кейт первый раз после окончания школы пошли навещать Мэй, я перепутала ее камеру с чужой и там увидела человека, который был явно болен чем-то похожим. И когда он потянул ко мне руки, я заметила, что на них нет пальцев.
Лекс просто смотрит на меня несколько секунд.
Я понял, что ты имеешь в виду, — кивает он. — Но если предположить, что у Стоува в этом бассейне сожрали пальцы за то, что он, предположим, отказался отдавать золотое сердце или рассказывать, как он его добыл…потом он что, поднялся в белый сектор, заразился там болезнью и набрал, скажем, носом сообщение для Фелис. Или один палец у него еще оставался?
Тогда уж наоборот, он сначала заразился в белом секторе, но болезнь проявилась не сразу. Его забрали из зоны, так же как и нас, сожрали пальцы и выкинули куда-нибудь. Потом он при прогрессировании болезни обезобразился, сошел с ума и его забрали в психушку.
Ну да, так проще. Тогда вопрос, что он делал в белом секторе.
Встречался с кем-нибудь.
Почему не в месте поцивильнее? Пусть это было что-то незаконное, и в этой зоне, конечно, нет камер, но ведь таких свободных закуточков по Муравейнику можно множество найти. В подземельях тоже провернуть можно все, что угодно.
Может, тот, с кем Стоув собирался встретиться, не мог спуститься в подземелья, — предполагаю я.
Типа Фелис.
Для свидания можно было найти местечко и почище, — скептически морщу нос. — И как бы она на инвалидном кресле через дыру в решетке лезла?
Ладно, кандидатура снимается.
А что если попробовать все-таки прорваться к этому пациенту? — предлагаю я, вообще-то полностью в этом плане рассчитывая на безграничные таланты моего друга. Сама-то я даже не знаю с какой стороны браться за это дело. — Узнать у Стеллы, если вдруг у Стоува есть какие-нибудь особенные приметы.
Вообще, полагаю, у стражей даже с того момента, как ты увидела этого страшилу, было достаточно времени, чтобы установить его личность. Так что, видимо, этот человек все же не Стоув, — вполне разумно отмечает Лекс. — Но других причин, чтобы не сходить и не глянуть на него я не вижу, — уже менее логично заканчивает мысль он.
13
Когда я записывалась на очередное посещение Мэй в больнице, меня мучило множество страхов. В основном они касались предположения, что после того, что мы собираемся здесь натворить, нас к Мэй больше никогда не пустят. Тем не менее мы все равно с Лексом сюда приперлись.
В этот раз нами занимается очень приятный молодой человек, который явно относится к своей работе с энтузиазмом. Быстро передвигаясь по коридорам и помахивая зажатым в руке планшетом, он проводит нас к одиночным камерам или, по-другому, к индивидуальным палатам не сверху, а снизу. Таким образом мы имеем возможность увидеть нашу подругу не через маленькое окошко в потолке ее тесного места заключения, а через прозрачную дверь в него же. Более того, нам эту дверь отпирают.
Не вижу смысла ограничивать ее в общении, — поясняет молодой врач. —
