Анатолий Жаренов - Парадокс Великого Пта. Фантастический роман

Из соседней комнаты доносились голоса. Супруги Тужилины и аптекарь Мухортов обсуждали происшествие.

— Ужасно, — выпевала Анна Павловна. — Кто бы мог подумать?

— Успокойся, Анюнчик, — рокотал тужилинский басок.

Но Анну Павловну не так-то легко было успокоить.

— Нет, — говорила она. — Мы немедленно уедем в Москву. Так отравить все… Это он нарочно сделал, чтобы мне… Он никогда не любил меня…

— Аня! — строго сказал Тужилин.

— Она очень расстроена, — фальцетом произнес аптекарь. — Я понимаю Анну Павловну. Сергей Сергеевич напрасно так поступил…

«Сейчас он начнет про обезьян», — подумал Ромашов.

Но аптекарь не стал говорить про обезьян. Он принялся развивать теорию о страхе одиночества, совершил небольшой экскурс в прошлое Беклемишева, Вспомнил о его неразделенной любви, потом снова Вернулся к одинокой старости, к мыслям, которые посещают стариков по ночам. Объяснение аптекаря представлялось таким же убедительным, как и версия капитана Семушкина. Ромашов подумал, что они отлично дополняют друг друга — объяснение и версия. Хотя объяснение и было заведомо ложным. В нем отсутствовали некоторые детали прошлого Беклемишева, в частности путешествие на Амазонку. Ничего не сказал аптекарь и об отношении Беклемишева к нынешним событиям в тех местах. Почему он не хотел посвятить родственников старика в то, что накануне вечером рассказал Ромашову? Впрочем, он же знает, что Ромашов сидит здесь. Ведь аптекарь все, что он сообщил, считает государственной тайной. И говорит он сейчас не столько для Тужилиных, сколько для Ромашова.

Ромашов с шумом отодвинул кресло от стола и распахнул дверь. Анна Павловна испуганно вскинула ресницы. Она успела забыть, что он еще не ушел из этого дома. Тужилин поправил очки. Аптекарь протянул руку к бородке и привычным жестом пощипал ее. В его взгляде Ромашову почудился вопрос.

Тужилин встал и, одернув рубашку, официальным голосом спросил:

— Я хотел бы знать… Мы можем покинуть Сосенск?

Ромашов пожал плечами. Разве капитан Семушкин говорил супругам, что они должны задержаться с отъездом? Нет? Он, Ромашов, тоже не видит причин, которые помешали бы Василию Алексеевичу и Анне Павловне выполнить свое намерение. Они вольны в своих поступках. Необходимые разъяснения капитан Семушкин получил. Правда, они не проливают света на печальный случай. Но тут, видимо, ничего не поделаешь. Вот только формальности по вводу Анны Павловны, как ближайшей и единственной родственницы, в права наследования имуществом покойного придется несколько отложить. Есть некоторые вопросы, которые…

— И вы думаете, — вдруг взвизгнула Анна Павловна, — вы думаете, что мне нужно все это? Да я!..

Плечи Анны Павловны затряслись. Тужилин сверкнул очками в сторону Ромашова и подскочил к жене.

— Не надо, Анюнчик, — забормотал он. — Успокойся, мы завтра же уедем…

Аптекарь щипал бородку и укоризненно смотрел на Ромашова. Мухортову было неловко. Ромашову тоже, хотя Анне Павловне он не симпатизировал. Что-то в ней было такое, что Ромашову не нравилось. И бескорыстие женщины ему казалось наигранным. И мокрый платочек в ее пухлых ладонях выглядел фальшиво.

Он вышел на улицу вместе с Мухортовым. Некоторое время аптекарь молчал. Потом неуверенно произнес:

— Не могу поверить, чтобы Сергей Сергеевич — и так… Вчера он шутил… Нелепо…

— А страх одиночества? — напомнил Ромашов.

— Это я для них, — махнул рукой Мухортов. Маленький, тщедушный, он семенил рядом с долговязым, широко шагающим Ромашовым и говорил: — Весьма прискорбно. Да? И вам, я вижу, ничего не удалось установить. Может быть, его отчеты позволят… Мне кажется, что в них должна содержаться истина… Сергей Сергеевич был очень обстоятельным человеком.

— Послушайте, — вдруг грубо перебил его Ромашов, — что вы юлите вокруг меня? Уж не брякнули ли вы, часом, Беклемишеву о том, что посвятили меня в его дела?

— Что вы? — оскорбился аптекарь. — Как можно? Я же понимаю. — И обиженно зажевал губами.

Остаток пути до дома они проделали молча. Аптекарь погремел ключами и, так и не сказав ни слова, скрылся за дверью. А Ромашову вдруг расхотелось заходить в квартиру. Его взволновала эта неожиданная смерть. В ней была какая-то загадка. И Ромашов подумал, что хорошо сделает, если еще раз поговорит с капитаном Семушкиным относительно некоторых прописных истин. «Нелепо» — так, кажется, выразился аптекарь. «И глупо, — мелькнула мысль. — До невозможности глупо. До невозможности. А может, в этом и фокус».

Глава 3

СНЫ НАЯВУ

Капитан Семушкин был щеголеват и самоуверен. Разговаривая с Ромашовым, он все время снимал двумя пальцами со своего кителя какие-то невидимые собеседнику пылинки, словно ощипывался. Иногда пальцы правой руки поднимались к усам. Создавалось впечатление, что капитан проверяет, целы ли они. Подумав об этом, Ромашов засмеялся. Капитан недоуменно похлопал ресницами и обиделся.

— А как вы полагаете, — спросил Ромашов, делая вид, что не заметил паузы и надутых губ капитана, — как вы полагаете, откуда все-таки взялся у старика пистолет, да еще немецкий — трофейный?

Пистолет был самым уязвимым местом в версии капитана. Если бы у него была уверенность, что оружие хранилось у старика, принадлежало ему, то это служило бы таким аргументом, который ничем не опрокинешь. Это плюс баллистическая экспертиза, в точности которой капитан не сомневался, положили бы конец всем дурацким вопросам. Но уверенности у капитана не было.

— Траектория пули, — сказал он. — Положение трупа… Э, да что говорить… Не забудьте, что дверь и окно были заперты изнутри… Не забудьте, что никаких посторонних следов в кабинете не обнаружено. На пистолете тоже… Только отпечатки пальцев старика…

— Один, — сказал Ромашов.

— Короче говоря, вы не хотите, чтобы мы закрыли дело? — прямо спросил Семушкин. — Вы считаете?.. А мне вот, к примеру, кажется, что старику просто надоело тянуть волынку. Девяносто восемь лет. Один как сыч. Осколок дворянского гнезда и вообще штучка. — Капитан помахал пальцами, пытаясь выразить, что он имеет в виду. — Вы его биографию знаете? Такой тип… Он никогда не был нашим человеком… Ни минуты… Потому и оружие немецкое подобрал… И застрелился поэтому… На богиню свою смотрел да и досмотрелся.

Капитан был великолепен и ослепителен. Ромашов усмехнулся. За этим великолепием явно просматривалось простейшее, как амеба, желание не «вешать» на отделение милиции нераскрытое дело. И Семушкин это желание не прятал. Он снова, в который уже раз, принялся извлекать из своей памяти разные факты и прочитал Ромашову целый курс провинциальной криминалистики. Он вспомнил, как недавно поймал проворовавшегося заведующего магазином, который, чтобы скрыть следы преступления, поджег здание, но не сумел спрятать бутылку из-под керосина. Капитан Семушкин блестяще уличил незадачливого преступника, припер его к стене и заставил признаться.