Александр Лонс - Химера

12. Буря в пустыне

…Караванщик, — вожатый каравана, он же его хозяин, — в пустыне для нас и царь, и бог, и великий диктатор. Его худощавое жилистое тело, по-моему, вообще не знало усталости. Примерно моего возраста, высокого роста, смуглый от пустынного солнца, с черными, лоснящимися волосами и с зелеными сумасшедшими глазами. Хотя зеленые — это не совсем верно, поскольку они имели удивительную особенность менять свой цвет в зависимости от часа дня и времени суток. Через все лицо, сверху вниз, рассекая левую бровь, шел глубокий шрам от меча. Я никогда не слышал, чтобы наш хозяин каравана хоть раз весело и от всей души над чем-то смеялся. Когда из его рта вылетало то, что у других называют смехом, то он скалил белые зубы, издавая при этом звук, похожий на животный рык, но никакой радости на его лице не возникало. Когда-то, еще сопливым мальчишкой, не имея за душой и ломаного гроша, примкнул он к такому же каравану и вот с тех пор приспособился к тяжелому бродячему торговому ремеслу, изучив его в совершенстве. Парень добился своей заветной мечты: сделался караванщиком. Только один мираж с юности маячил перед ним в пустыне — золото. За деньги этот малый был готов на все.

Звали его Клавдий. Всякий вечер он лично выдавал каждому человеку по связке дров, и наполнял водой флягу. Это на сутки. Еду каждый вез для себя сам. Иногда удавалось подстрелить кого-нибудь из диких родственников наших вьючных животных — марахавков, и тогда у нас случался пир.

Большая Пустыня, раскинулась на долгие тысячи километров, и путешествие по этой стране очень опасно, но, несмотря на все угрозы, люди живут и ходят по пустыне.

Наш караван в два десятка марахавков двигался под беспрестанный заунывный звон бронзовых колокольчиков. Нас было десять человек, по одному на два марахавка. Вот уже месяц, как мы находились в пути, выйдя из многолюдного и шумного Эсхира. Караван продвигался сквозь пустыню только ночами, и колокольчик не позволял потеряться в темноте. В ночные часы всякое раздражение, порожденные однообразием пустынного быта уступало гармонии небесной сферы и скудному сиянию ночных светил. Я часами смотрел на пересекающий небосвод Млечный Путь и чужие созвездия, воображая себя первой живой клеткой в древнем океане, или песчинкой несущейся среди миллиардов таких же песчинок по беспредельной вселенной. Временами в лунном свете Большая Пустыня выглядела жутковато — глубокие тени контрастировали со сверкавшими, словно иней, кристалликами гипса и соли.

Но утром, вечером и особенно на закате, Большая Пустыня смотрелась просто волшебно.

Днем мы ставили шатры и спали, а животные отдыхали или паслись.

Марахавки оказались неуклюжими зверюгами статью несколько напоминавшими бегемотов или безрогих носорогов. В холке они доходили мне до подбородка. Примерно трехметровые тела начинались огромными низко посаженными головами с высокими гребнями у затылков, а заканчивались короткими толстыми хвостами, быстро сходящими на нет. Туловище выглядело бочковидным, а массивные ноги, с мощными плоскими когтями, напоминали конечности носорогов или даже слонов. Своими когтями животные раскапывали грунт в нужных местах и находили клубни растений, надземные побеги которых появлялись только в редкие и краткие периоды дождей. Челюсти у марахавков роговые и очень острые, похожие на клювы черепах, но в отличие от черепашьих, эти морды несли крепкие костные выросты, а изо рта выглядывала пара острых зубов. Жрали марахавки любую растительность, не брезгуя даже пустынными колючками и деревьями, с которых они лихо объедали кору, а иногда и мягкую древесину. Несмотря на устрашающий внешний вид и широкий лоб, животные эти были начисто лишены ума, зато обладали спокойным добродушным нравом. Двигались они степенно, неторопливо, несколько в раскоряку, но довольно-таки быстро. Жители их приручали и использовали в качестве транспорта и вьючного скота в тех случаях, когда требовались дальние переходы по безводной засушливой местности со скудной растительностью. Однако одомашнивания, в полном понимании, так и не произошло. Специальные люди, называвшиеся марахавщиками, просто ловили молодняк, подращивали его, постепенно приучали таскать тяжести и ходить в караванных упряжках. Потом клеймили и продавали. После продажи партии, клеймо переделывалось так, чтобы следующую партию метить уже иным знаком. Обычно это были латинские буквы, руны или их сочетания. В природе марахавки жили в пустыне стадами, поэтому хождение в караване для них не казалось делом трудным. Лошади таких маршрутов не выдерживали.

При ближайшем рассмотрении, я понял, что марахавки все-таки рептилии.

Чтобы усидеть на плоских спинах этих животных, к ним посредством специальной упряжи, крепилось странное сидение, которое назвать седлом язык не поворачивался. Это был, по сути, стул с широким зонтиком сверху, укрепляемый на спине марахавка. На оставшееся место вьючили разные грузы, в результате чего все это выглядело необычно и, на первый взгляд, неудобно.

Моего марахавка звали Окс. На имя он никак не отзывался, но Клавдию — хозяину каравана — надо было как-то обозначать своих животных, чтобы отличать друг от друга. У каждого из них на заднице стояло клеймо выглядящее как вензель из букв «О» и «К». Вероятно — инициалы хозяина. Клички всех животных нашего каравана начинались с этих букв.

О том, как мы пробирались почти через весь материк, можно рассказывать долго и написать целый роман, причем получится нечто вроде «Волшебного путешествия» Клиффорда Саймака. Но я не хочу. Возможно, я как-нибудь поведаю об этом, если появится время и возникнет сильное желание. Пока у меня ни того, ни другого еще нет, да и получилось бы длинно и скучно.

Пребывание в пустыне, этой стране вечного зноя, потребовало соблюдения ряда мер личной безопасности, связанных с жарой, палящим солнцем, и исключительно сухим воздухом. Выбирать правильное направление нередко помогали скелеты вьючных животных, погибших на караванных путях, и следы костров, если их еще не закрыли барханы, когда они имелись. Впрочем, наш караванщик был очень опытен, и, по-моему, мог бы найти дорогу даже вслепую.

Честно говоря, я ожидал от пустыни чего-то более интересного. Мне представлялись покинутые города, развалины которых заносит песок, таинственные миражи, удивительные легенды рассказываемые у костра… Но все получилось намного зауряднее и проще. У костров сидели все отдельно, каждая компания у своего, никаких легенд никто не рассказывал, а разрушенных древних городов тут не имелось. Миражи, правда, были. В Большой Пустыне они оказались вполне обыденной вещью. Например, часто вдалеке наблюдалась как бы вода, представлявшая собой отражение неба от нагретого слоя воздуха у земли. Этот обманчивый оптический эффект чаще всего возникал в полдень или перед заходом солнца. В первый момент меня очень занимали эти явления, но очень скоро миражи надоели, и я перестал обращать на них какое-либо внимание.