Медный обряд. Легенды Черного озера - Карина Штерри
– Ты слышишь их ход, Ольга? – спросила я. – Так звучит справедливость, так рушится задуманный темными ведьмами обряд. Мне жаль, что мы не стали близкими людьми и тобой завладела тьма черных часов. Отдай мне их, не заставляй причинять тебе боль.
– Еще чего! – процедила она. Взгляд ее переменился, стал жестким, застекленевшим. – Тебе надо, ты и возьми. Ты ошибаешься, я давно уже не боюсь ни боли, ни смерти. Всюду вода, – Ольга обвела глазами замерзшее темное пространство, – она заберет нас обоих. Ведьмы на моей стороне, они не желают того, что вы задумали с грязными магами.
Лед вздрогнул под ногами, раздался протяжный треск. Я бросилась к Ольге и судорожно стала ощупывать складки ее одежды, стремясь как можно быстрее отыскать нужную мне вещь. Она продолжала хохотать мне в лицо, с жутким надрывом, от которого кровь холодела в жилах, пальцы мои двигались все быстрее, путаясь в шуршащей скользкой ткани, в мыслях вперемешку с тиканьем часов шумела паника.
– Ты не успеешь, все кончено, – выдавила сквозь хохот Ольга, когда я, наконец, нащупала во внутреннем кармане ее куртки твердый округлый предмет.
– Успею! – крикнула я в порыве ярости и снова вспомнила сегодняшний сон. Неужели и взаправду мне суждено почить на дне озера? Долой такие мысли. Я сосредоточилась на струнах энергии, собирая поток воедино, и отсекла страх, преследующий меня на раскалывающемся льду. Солнечное сплетение запылало жаром, как от пламени, я представила, как огонь перемещается по артериям, венам, капиллярам и зажигается на кончиках пальцев, поджигая часы. Поверхность качнулась под ногами, я с трудом удержала баланс, покачиваясь на обломке льдины, но все равно не сводила глаз со своих рук. Вспыхнула искра, затем другая и медный блеск часов слился с оранжевой вспышкой колдовского огня!
– Быстрее, – прошептала я, осознавая, что времени остается ничтожно мало. Вода плескалась в ботинках, обжигая холодом ступни. Невольно вспомнился Финский залив, высокая фигура художника на берегу, его сравнение босоногой девчонки, смело шагающей по линии прибоя, с ангелом.
Пламя не обжигало кожу. Часы таяли на глазах, уменьшаясь и уменьшаясь в размерах. Все уже свершилось, обратного пути нет, никто более не воспользуется их магией. Так мне думалось, когда я захлебывалась в черной воде, когда тонула в самых темных уголках души своих предков.
Тишина. Тишина и боль в легких пронзили меня, когда я встала посреди кромешной темноты. Вдалеке блеснули огни, и послышался гул, земля под ногами слабо задрожала. В горле застыли слезы и сомнения: успела ли я? Где я сейчас нахожусь, и как скоро мир передо мной навсегда потухнет?
В небе засветилась розовой вспышкой сигнальная ракета, на несколько секунд осветив местность. Я разглядела полотна железнодорожных путей и маленький домишко из белого кирпича – станция. Шум нарастал, уже было ясно, что ко мне приближается состав. Я вгляделась в ночь, но ничего более не разглядела, помимо двух светящихся глаз.
Мимо пролетела еще одна яркая вспышка, от нее веяло страхом, холодом и смертью. Еще несколько мгновений, и воздух сотрясся от оглушительного взрыва. Я присела и зажала уши руками, волосы засыпали комья земли, в окне станции засветился слабый огонек. Небо зашумело, надвинулось ниже, послышался зловещий рокот самолетов, он вибрировал во всем теле, отдавался в голове тупой болью.
Некто схватил меня за руку:
– Юродивая что ль? Бежать надо девка, сейчас прибьют! Быстрей, ну! – командовал мной сиплый, грубоватый женский голос.
Не чувствуя под собой почву, обезумев от волны ужаса, я не бежала за ней, а плыла, она тащила меня за собой, как тащат на веревке по воде лодку. По дороге женщина споткнулась, и мы покатились с ней по снежному склону, по лицу больно хлестнули ветки кустарника. Небо продолжало давить, дышать ненавистью.
– У-у-у, твари, – погрозила кулаком самолетам моя спасительница. – Морды фашистские, ненавижу!
В глазах у меня померкло. Неужели после уничтожения часов я очутилась в другом времени? Да еще и в годы войны? С трудом подбирая слова, чтобы не сойти за сумасшедшую, я промямлила:
– Что это за станция?
– Ты как с луны свалилась, – прошептала женщина слегка грубовато. – Мы на станции Медный камень. Поселок в километре отсюда. Соваться туда не следует, его сегодня немцы заняли. В лес бежать надо, к партизанам. Уши-то зажми покрепче, слышь, юнкерсы жару сейчас дадут.
Послышался пронзительный свист, а потом земля содрогнулась, затряслась в рыданиях. Бомбы падали одна за другой, пока мы лежали ничком на холодном снегу, багровые всполохи огня мелькали через закрытые веки, грохотало так, что барабанные перепонки словно протыкали огромной швейной иглой. Я плакала от боли и хотела бы от нее закричать, но глядя на свою спутницу, стискивала зубы и молчала, молчала…
Рокот в небе стих, осталась тишина, но уже не безмолвная как раньше. Она звенела в голове, сердце, во всем теле. Смотрительница станции поднялась на корточки и что-то сказала мне, но я не поняла ни слова и просто смотрела на шевеление ее губ. Она прочитала мое недоумение во взгляде и показала знаком, что ей надо вернуться к железнодорожным путям, а мне лучше побыть здесь. Я в ответ отрицательно замотала головой и поползла за ней. Оставаться одной было невыносимо.
Пути были охвачены пожаром, горел разрушенный юнкерсами поезд. Его обломки усеяли землю вокруг.
– Оклемалась, девка? – повернулось ко мне лицо женщины, в отблесках пламени, кажущееся красным.
– Да, – ответила я. – Только себя плохо слышу.
– Не кричи так, – поморщилась она. – Фрицы везде. В первый раз при тебе бомбили?
Я кивнула и убрала дрожащей рукой волосы с лица.
– Не переживай, мы далеко были. Вернется слух. Туда сейчас не ходи, в поезде эвакуированные ехали, ну ты сама понимаешь. Вернусь, и к партизанам двинемся. У меня муж там, он поможет.
Я вытерла мокрые глаза.
– Вы точно вернетесь?
– Что я барыня тебе какая? – нахмурилась смотрительница. – Манькой все меня кличут, можешь теткой Маней звать, если хочешь. А тебя как звать?
– Нелли.
– С Казани что-ль? Татарка?
– Нет, с Вологды я, русская.
– Ладно, Нелли, не уходи никуда, смотри на меня издалека и не бойся. Проверить надо, вдруг кто ранен или помощь нужна. Разумеешь?
Я снова закивала и улеглась на снег, наблюдая за новой знакомой. На снегу руки и ноги коченели, пальцы ног не двигались, мороз трещал в ветках деревьев. Сильно тянуло спать, все мечты вытеснила одна – очутиться у теплой печи, обогреться, выпить горячего чая. «Нельзя спать, надо ждать!» – приказал внутренний голос. И я продолжала ждать.
Когда ресницы практически слиплись от изморози, когда сил бороться со сном почти не осталось, тетка Маня вернулась. Не одна – у нее на руках лежал сверток с плачущим младенцем.
– Помощь звать надо, Нелли, – сказала она. – Девчушку я вытащила, раненых много, жуть. Вернемся с ребятами, вытаскивать будем. Как ты? Не окоченела?
Я пошевелила ногами и сообщила ей:
– Замерзла, но идти могу. А где мама девочки?
– Нелли, сложно сказать. Может, она ранена, может, ее убили, а может, вообще в Вологде осталась, если она заводская. Их вместе с заводом позднее должны были эвакуировать. Не оставишь же плачущую малышку на морозе. Сейчас мы не сумеем всем помочь, но спасти хотя бы ее в наших
