Лорен Бьюкес - Сияющие

Кирби

23 марта 1993

– Дай мне все, что у тебя есть, – отправляется Кирби прямо к Чету.

– Остынь-ка. Это вообще не твой случай.

– Да пойми же ты! Должна быть статья. Американка корейского происхождения работает в одном из самых криминальных районов. Какой журналист упустит такую тему?

– Нет.

– Но почему?

– Потому что сегодня звонил Дэн и сказал, что повесит меня вместе с яйцами, но сначала отрежет их детскими безопасными ножницами. Он не хочет, чтобы ты впутывалась.

– Какая трогательная забота. А почему он сует нос не в свое дело?

– Потому что ты – его стажер.

– Чет, но ведь меня ты боишься больше, чем Дэна.

– Замечательно, – он поднимает руки вверх, довольно неуклюже из-за многочисленных повязок и цепочек. – Подожди здесь. Веласкесу не говори.

Кирби знает, что Чет не устоит перед шансом показать свое магическое искусство по розыску информации.

Минут через десять он возвращается с кипой газетных вырезок о Кабрини и злоупотреблениях городской администрации жилищного строительства.

– Я еще выбрал материал о домах Роберта Тейлора. Ты знала, что первыми жителями Кабрини были, в основном, итальянцы?

– Нет, не знала.

– Ну вот, теперь знаешь. Там есть статья об этом и другие, о захвате пригородов.

– А ты время зря не теряешь.

Потом с торжествующим видом Чет предъявляет желтый почтовый конверт:

– Та-да! День Кореи в 1986-м. Твоей героине присуждена вторая премия за лучшее эссе.

– Как тебе удалось?

– Если я скажу, мне придется тебя убить. – Чет с важным видом принимается за «Болотную тварь». – Не поднимая головы, добавляет: – По-настоящему.

Она решает начать с детектива Амато.

– Да? – раздается в трубке.

– Я звоню по поводу убийства Джин-Сок Ау.

– Да?

– Я хотела бы получить дополнительную информацию о том, как она была убита…

– Засунь свою хотелку куда-нибудь подальше, дамочка. – В трубке раздаются гудки.

Она снова набирает номер и объясняет дежурному, что звонок был неожиданно прерван. Ее соединяют с кабинетом. Он берет трубку сразу:

– Амато.

– Пожалуйста, не вешайте трубку.

– У вас есть двадцать секунд, чтобы убедить меня в нужности этого разговора.

– Я думаю, вы имеете дело с серийным убийцей. Детектив Диггз отделения Оук-парк занимался моим делом и может подтвердить.

– А вы кто?

– Кирби Мазрачи. На меня было совершено нападение в 1989 году. Я уверена, это тот же человек. Вы нашли что-нибудь на теле?

– Не обижайтесь, мисс, но наши действия строго регламентированы. Я не имею права разглашать подобную информацию. Но я свяжусь с детективом Диггзом. По какому номеру можно вам позвонить?

Она диктует своей номер и, для большей весомости и серьезности, номер «Сан-Таймс».

– Спасибо, я свяжусь с вами.

Кирби просматривает статьи, которые Чет нарыл для нее. О Джин-Сок Ау в них нет ничего, зато много о всяких грязных сделках с недвижимостью и сомнительных эпизодах в деятельности управления жилищного строительства. Чтобы там работать, нужно было быть идеалистом и обладать недюжинным упрямством.

Что-то она начинает дергаться. Надо бы съездить на место преступления, но Кирби берет телефонный справочник. На фамилию Ау четыре номера, но определить нужный совсем нетрудно: он все время занят, потому что трубка снята.

Наконец она ловит такси и едет в Лейквью, где живут Дон и Джули Ау. Ни на телефон, ни на звонок в дверь никакого ответа. Кирби заходит за дом, садится и ждет. На улице холодно, пальцы немеют и не согреваются даже под мышками. Она ждет, и спустя девяносто восемь минут через запасной выход выскальзывает миссис Ау в домашнем халате и трикотажной шляпке кремового цвета с розой впереди. Ужасно медленно, будто каждый шаг дается женщине с неимоверным трудом, она идет к мини-маркету. Кирби осторожно, стараясь не попадаться на глаза, следует за ней.

В магазине она подходит к женщине, когда та стоит перед стойкой с чаем и кофе, пристально рассматривая пачку жасминового чая, словно надеясь найти там какие-то важные ответы.

– Извините, пожалуйста, – произносит Кирби, легонько дотрагиваясь до ее руки.

Женщина поворачивается на голос, но, кажется, не различает, кто стоит перед ней. Покрытое глубокими морщинами лицо представляет собой маску горя. У Кирби сжимается сердце.

– Никаких журналистов! – вдруг заходится криком женщина. – Никаких журналистов!

– Пожалуйста, успокойтесь! Я не журналист, не на работе. Меня тоже пытались убить.

Маска горя сменяется неподдельным ужасом:

– Он здесь? Нужно вызвать полицию!

– Нет-нет, успокойтесь. Я думаю, что вашу дочь убил серийный убийца. На меня он напал несколько лет назад. Но мне нужно знать, как ее убили. Он пытался вспороть ей живот? Оставил что-нибудь на теле? Странное, необычное? Что-нибудь, что точно ей не принадлежало?

– Мадам, вы в порядке?

Продавец выходит из-за стойки, приближается к ним и успокаивающим жестом кладет руку на плечо миссис Ау; к этому времени пожилая женщина покраснела, вся трясется и плачет. Кирби понимает, что не заметила, как перешла на крик.

– Да ты больная! – кричит в ответ миссис Ау. – Хочешь знать, не оставил ли убийца что-нибудь на ее теле? Оставил! Мое сердце. Вырвал из груди и бросил там. Мое единственное дитя. Ты понимаешь?

– Простите, простите меня. – Ну как она могла все так бездарно испортить?!

– Убирайтесь отсюда, немедленно, – продавец настроен решительно. – Что с вами такое?

Если бы у нее работал автоответчик, она могла бы повлиять на ход событий. А так в полном неведении направляется утром в редакцию «Сан-Таймс» и первым делом натыкается на Дэна, который ждет ее в вестибюле. Он хватает ее за локоть и выводит из здания.

– Перекур.

– Но ты же не куришь.

– Хотя бы единственный раз в жизни можешь не спорить? Нам надо прогуляться. Курение по желанию.

– Ну хорошо, хорошо.

Кирби вырывает руку, пока они выходят наружу и направляются к реке. В окнах отражаются соседние здания, так что получается бесконечный город, помноженный сам на себя.

– Между прочим, ты знал о таком виде спекуляции недвижимостью, как «разрушение квартала»? В белый квартал заселяют негритянскую семью, жителей накручивают, что будет хуже, люди начинают продавать жилье по сниженной цене, а риелторы получают жирные комиссионные.

– Кирби, не сейчас.

Воздух у воды холодный и промозглый, пробирает до костей. По реке бодренько идет нагруженная баржа; окруженная белой кружевной пеной, она грациозно вплывает под мост.