Евгений Нестеренко - Тень ведьмы

Менестрель умолк.

— Браво! — похвалила графиня. — Узнаю строки Лила Лэйка. А музыка твоя?

— Моя, ваше высочество.

— Неплохо. Тебе понравилось, Иосиф?

— Понравилось, — равнодушно ответил управляющий.

— Ну а что скажете вы, Владимир?

Герцог посмотрел на менестреля.

— Я, правда, в музыке не очень разбираюсь, но на мой взгляд — отлично.

— Спасибо, — привычно улыбнулся музыкант. — Что еще желаете послушать?

— Ты знаешь сагу о Стальном Сердце? — спросил герцог.

— Да, ваше высочество, знаю.

— Спой нам эту песнь.

Менестрель кивнул.

Стальное сердце не стучит,В нем страха нет, и грусти нет.Стальное сердце не болит,Не старится под гнетом лет…В стране далекой жил давноКороль, чье имя я забыл.Желанье он имел одноНарод ему чтоб верен был.Ему повсюду день и ночьМерещились кинжал и яд.Свой страх не в силах превозмочьИ жизни был он уж не рад.Призвал он мага своего,Спросил его: «Скажи, мудрец,Что надо сделать для того,Чтоб свой не потерять венец?»«Есть средство, — маг ему сказал.Но слишком высока цена.Тому, кто душу Злу продал,Над миром будет власть дана…»И вот король ко Тьме воззвал,Прося корону сохранить.И Демон власть ему отдал,Но сердце взял, чтоб погубить.Взял Демон сердце короля,Во сталь его он превратилИ жаром адским раскаля,Обратно в грудь ему вложил.Король с тех пор тираном стал,Он кровью трон свой укрепил.В груди его сидел металл,Который душу холодил.Стальное сердце не стучит,В нем страха нет, и грусти нет.Стальное сердце не болит,Не старится под гнетом лет…Но только нет в нем и любви,Нет счастья, радости и слез.Нет в замороженной кровиМечты, волненья, сладких грез.И тот король доселе жив,Король, чье сердце, словно лед.Он ни печален, ни счастлив,В нем жизни нет, но он живет.Стальное сердце не стучит,В нем страха нет, и грусти нет.Стальное сердце не болит,Не старится под гнетом лет…

— Поучительная история, — усмехнулась графиня, когда менестрель умолк. Только не советовала бы я петь эту песню при дворе моего братца…

— Но ведь это аллегория, ваше высочество, — с улыбкой ответил менестрель. — К тому же, не мной сочиненная. Это, в общем-то, народная песня, а устами народа, как известно, глаголет истина.

— Истина глаголет устами того, кто сильнее, — возразила графиня. — Хорошо, конечно, если им оказывается народ, но чаще всего в этом мире правыми бывают именно такие вот короли со стальными сердцами.

— Валерия, вы слишком прагматично относитесь к искусству, — заметил герцог. — Ведь музыка не ставит своей целью решение философских дилемм, она всего лишь услаждает слух, тревожит либо веселит душу. Улучшает настроение.

— Да, действительно, музыка проблем не решает, — согласилась графиня. — Но она их ставит. Задача любого искусства — поднять из глубин человеческой истории, либо из глубин человеческой души вопросы, над которыми следует призадуматься. Вопросы, над которыми люди, погрязшие в суете житейских проблем, не задумываются, которые они не замечают. Или не хотят замечать. Только их нельзя не замечать. Без стремления к познанию, без самоанализа человечество рискует потерять культуру и вообще цивилизацию. Стремление к познанию (и, в первую очередь, к самопознанию) движет прогрессом. Искусство задает вопросы. А уж решать эти вопросы человек должен сам. Ты согласен со мной, музыкант?

Борислав поправил волосы.

— Раз вы, ваше высочество, так утверждаете, — хитро сказал он, — то не могу не согласиться…

— А свое собственное мнение ты имеешь?

— Да у меня и мнения-то никакого нет. Я не задумываюсь над жизнью, я просто живу. Почему цветет липа, почему поет птица и светит солнце? Не знаю. Я тоже пою, как та птица, но не могу объяснить смысла жизни. Да и нужно ли оно мне?

— Быть может ты и прав. А может ты просто и сам не знаешь, что тебе нужно?

— Нет, не знаю, — ответил менестрель. — Мой разум действительно не знает, чего же ему надобно. Требуют только чувства. Если бы не было у людей простых и понятных телесных потребностей, тогда, возможно, и жизни бы не было. По-моему, чистое сознание — это химера.

— Да-а-а, ты действительно поэт, — протянула графиня. — Небось, и песня у тебя про химеры есть?

— Есть… — подхватил музыкант. — Вот, послушайте…

Цветут ромашки у ручья,От ветра голову склонив.Зачем цветут? Не знаю я.Я только знаю, что я жив…Один мудрец решил познать:В чем жизни кроется секрет?Он стал науки изучать,Потратил много зим и лет.Ему казалось, что вот-вотС небес польется сладкий звонИ истина к нему придет,И смысл узреет жизни он.Цветут ромашки у ручья,От ветра голову склонив.Зачем цветут? Не знаю я.Я только знаю, что я жив…Он в башне день и ночь сидел,Он в книги взор свой погружал.И никаких не знал он дел,А лишь читал и размышлял.И вот когда он думал, чтоОткрыл секрет людской души,Его забрала Смерть в ничто,Загадки ж он не разрешил.Так и не понял тот мудрецПока он вел свои дела,Пока он думал, наконец,Вся мимо жизнь его прошла…Цветут ромашки у ручья,От ветра голову склонив.Зачем цветут? Не знаю я.Я только знаю, что я жив…

Менестрель взял сложный аккорд и смолк.

Управляющий пошел провожать музыканта, а герцог остался с графиней. Он подошел к окну и бросил быстрый взгляд. Задумался.

— Что там такого интересного? — спросила графиня, подходя.

— Все то же — вечные горы и небо.

Графиня пристально посмотрела на герцога.

— Вы знаете, Владимир, — сказала она, — сегодня вы раскрыли свое истинное лицо. Вы никакой не бесчувственный вояка, а неисправимый романтик. Я догадывалась об этом и раньше, но сегодня решила вам сказать, зная, что вам не удастся увильнуть.

— Почему же мне не удастся увильнуть?

— Не станете же вы отрицать явное. Я видела, какое неизгладимое впечатление производят на вас все эти баллады и саги… Вы впечатлительный и ранимый человек.

— Что ж, как говорил менестрель, раз вы так утверждаете, то не буду отрицать, — произнес герцог шутливо, но с некоторой досадой.