Джедедайя Берри - Учебник для детектива

— Ну вот мы и пришли.

Он открыл дверь, и в переулок вырвался сноп яркого света, позолотив мокрую кирпичную кладку стен и мостовой. Заглянув внутрь через плечо Ламека, Анвин увидел совершенно неправдоподобную картину: широкий пляж, за ним бесконечное море и солнце, очень яркое в самом зените неба. Он последовал за Ламеком на песчаный берег. С этой стороны дверь выглядела как вход в покосившуюся пляжную кабинку.

Здесь было ужасно жарко. Анвин снял шляпу и вытер лоб рукавом. Зонтик он держал раскрытым над головой, прикрываясь от солнца. Они направились прямо к воде.

На самом краю пляжа, куда чуть не доставали волны, лежала груда гладких черных камней. Пышнотелая женщина в синем купальнике с оборками сидела, прислонившись к ней, и смотрела на море. Когда она заметила приближающегося к ней Ламека, то повернулась и помахала ему рукой. На шее у нее болталось ожерелье из неказистых на вид жемчужин, а из-под белой купальной шапочки выбивались пряди седоватых волос.

— Эдуард! — прокричала она. — Когда же ты домой вернешься? Я все столовое серебро вычистила и отполировала, пока тебя дожидалась. Ты же прекрасно знаешь, как я устаю от такой чистки. Ты что, опять отключил свой телефон?

Анвин вспомнил о телефонном проводе, что лежал отключенный на столе в кабинете Ламека. Стало быть, супервайзер сам его отключил. Видимо, хотел обеспечить полную тишину, чтобы никто его не разбудил, пока идет запись.

Ламек снял шляпу, нагнулся к женщине и поцеловал ее в щеку.

— Придется нынче допоздна работать, — вздохнул он.

— А домой ты работу взять не мог?

Он покачал головой:

— Я сюда ненадолго, просто чтобы пожелать тебе спокойной ночи.

Она посмотрела на море, и на ее лице появилось сердитое выражение. Щеки у нее были красные от солнца и ветра.

— Самое странное заключается в том, — заметила она, — что я даже не знаю, с настоящим Эдуардом я разговариваю или нет. Мне так хотелось тебя видеть, что ты вполне мог привидеться мне во сне.

— Нет, моя птичка, это я. У меня встреча назначена, вот в чем все дело.

— Птичка? — переспросила она. — Ты меня уже много лет так не называл.

Ламек посмотрел себе на ноги и похлопал шляпой по бедру.

— Понимаешь, я много думал о прошедших временах. Ну, сама, наверное, помнишь, какими мы были — парочка юнцов, одни в огромном городе, без приличной работы, а по вечерам — танцы под радиолу, выпивка в баре на углу… Как он назывался? «У Ларри»? Или «У Харри»?

Женщина потрогала аляповатые жемчужины у себя на груди.

— Сара, — сказал он, — тут есть еще кое-что другое… Я просто хотел, чтобы ты знала…

— Стоп! — перебила она его. — Поговорим об этом утром.

— Сара!

— Увидимся утром, — заявила она очень твердым тоном.

Ламек нахмурился и глубоко задышал носом.

— Ну хорошо, — сдался он.

Ветер между тем усиливался; под его порывами трепетали оборки на купальнике Сары, он раздувал выбившиеся из-под ее шапочки седые кудри. Она снова устремила свой взгляд на море.

— Этот сон всегда кончается одинаково, — заметила она.

— И как именно? — спросил Ламек.

Она некоторое время молчала.

— Эдуард, там в сумке-холодильнике кое-что осталось. А мне пора идти.

Она встала, выпрямилась и провела руками по бокам. Потом, не оглядываясь, засеменила к воде. Уродливые жемчужины мотались у нее на шее взад-вперед. Над горизонтом начали подниматься облака, море потемнело и заволновалось.

— Пошли, — буркнул Ламек. Он повернулся и пошел назад к пляжной кабинке.

Анвин продолжал стоять на месте, глядя, как Сара проворно пошла в воду. Дойдя до места, где море ей было по колени, она бросилась вперед, нырнув в волну, и поплыла.

— Пошли же, — повторил Ламек, словно заранее знал, что Анвин останется на месте.

Анвин сложил зонт, чтобы его не вырвало из рук ветром, и поспешно двинулся по песку следом за Ламеком. Он чувствовал, насколько мягок песок у него под ногами, но его ботинки не оставляли на нем никаких следов.

Плащ Ламека раздувался и хлопал на ветру. Он сунул руки в карманы и плотнее стянул плащ вокруг тела. Ламек сгорбился, опустил плечи и пригнул голову. Он шел не оборачиваясь.

Анвин остановился и посмотрел назад. Сару ему уже не было видно — она пропала где-то в море. У горизонта поднималась огромная волна. Она закручивалась пенным водоворотом, крутилась и раздувалась, словно вбирая в себя все море, и неслась к берегу. Анвин ускорил шаг, но не мог отвести глаз от этой волны. Теперь она уже была высотой с огромное здание, а издаваемый ею рев и грохот перекрывал шум уличного движения, доносившийся с городских улиц. Над ее гребнем вились и кричали чайки. В окне ее гладкой фронтальной поверхности Анвин различал разнообразную плавающую морскую живность — рыб, морских звезд, огромного извивающегося кальмара. Все они занимались своими обычными делами, словно вокруг не происходило ничего странного, словно они по-прежнему пребывали в глубинах океана, а вовсе не крутились в кипящем водовороте, несущем их к суше. Воздух был пропитан миазмами их насквозь просоленного мира.

Ламек уже добрался до облезлой синей двери. Открыл ее, и Анвин последовал за ним обратно в темный переулок и раскрыл над головой зонт. Ламек достаточно долго держал дверь открытой, чтобы они увидели, как тень от огромной волны накрыла весь берег. После этого он закрыл дверь.

— Я стараюсь не слишком часто заглядывать в ее спящее сознание, — пояснил он. — Это у нас своего рода профессиональный риск — слишком много знать о людях, любимых нами. Но в подобных случаях, когда мне приходится встречаться с женой, так сказать, на ее территории, я всегда поражаюсь огромному размаху событий, происходящих там. Должен признаться, меня это даже немного пугает.

Он снова нахлобучил шляпу себе на голову и пошел по переулку. Анвин двинулся следом за ним, мучительно борясь с желанием остановиться и вытряхнуть наконец песок из ботинок.

Главе 14

Неотвратимость наказания как проявление эффекта Немезиды[5]

Нет лучшего способа понять мотивы собственных поступков и причины своих склонностей, нежели путем обнаружения человека, действующего совершенно противоположным образом.

Местность, в которой они оказались, следуя по истертой кирпичной мостовой спящего сознания Ламека, становилась все более и более чуждой и неприглядной. Они пригибались, пролезая под ржавыми пожарными лестницами, проходили по каким-то тоннелям, где смердело мокрой землей и водорослями, перепрыгивали через сточные канавы, переполненные всякой дрянью. Два раза им пришлось переходить по шатким мостикам из железных прутьев через глубокие провалы. Анвин сумел разглядеть, что внизу под ними простирается причудливое переплетение переулков, тоннелей и канав. Тут все было построено как бы слоями, один лабиринт переходил в другой — странный выбор, как показалось Анвину, для операционной или организационной системы. Почему бы не поместить ее в жилой дом или в офисный комплекс, если здесь все возможно и доступно? Если Ламек способен пользоваться дверями для того, чтобы переходить из одного сна в другой, разве он не может использовать для той же цели выдвижные ящики для файлов?