Перекресток одиночества 4 (СИ) - Михайлов Дем

— Это дело хорошее.

— Я уже попросил пока тебе не мешать. А то насели мы на тебя и продыху не даем.

— Все нормально — улыбнулся я и, покосившись на подкуривающего самокрутку Тихона, спросил — С чего вдруг такое лишнее переживание о моем покое?

— Ну дык… ты у нас один такой. Беречь тебя надо.

— Уже не один — рассмеялся я — Теперь почти все такие.

— Вот об этом и хотел с тобой поговорить. Вернее о тебе… я может и ошибаюсь, да буду только рад ошибиться…

— В чем?

— Я не из особо приметливых, но мне сам Бог велел на людей поглядывать да всякое подмечать, раз уж божьей волей назначили меня на пост игумена монастырского. На тебя особо не наглядишься — ведь нет тебя постоянно. Все-то ты в заботах о наших телах и душах по пустошам вьюжным мечешься — за что благодарны мы тебе зело.

— Не нужно лишнего — попросил я с мирной улыбкой — Говорите, как есть.

— Отстраняться ты стал, Охотник.

— От чего?

— Да от всего. Не словом, не делом, даже не душой, но отстраняться ты начал.

— Противоречите сами себе, батюшка — рассмеялся я.

— Не соглашусь — тихо произнес старик — Я ведь вижу. Раньше ты молчал, а теперь воссхваляешь всех, кто тебе в делах помогает. Воодушевляешь всех прилагать больше усилий, радуешься, видя как оживилось тут все. Посадил за управление вездехода другого человека…

— Так и надо поступать. Нельзя все важные функции сводить только на себя. Кто-то может быть лучшим охотником и самым добычливым — это можно. Но никак нельзя быть единственным охотником. Нельзя быть единственным, кто умеет управлять вездеходом.

— Я ведь не об этом…

— А о чем?

— Ну… вот гляжу как ты сидишь на пороге комнатушки своей, что так и не стала тебе домом… гляжу как ты тихо улыбаешься, любуясь делом рук своих и… есть у меня такое ощущение, что ты как бы заранее прощаешься со всеми нами. Будто… Будто Охотник сыграл свою роль и теперь может уходить со спокойной душой. Понимаешь?

Я неопределенно хмыкнул, посмотрел на Тихона и… промолчал, просто пожав плечами.

— Не молчи! — почти потребовал старик.

— А что говорить?

— Мы ведь даже имени твоего настоящего не знаем! Зато ведаем, что раньше ты был Гниловозом, пока крест свой не посадил. Безымянным сюда добрался, огляделся… и превратился в Охотника, что прямо на наших глазах первого зверя добыл и первую тушу притащил — сюда в Холл, к нам голодающим. Так и повелось… И вот уже застыдил ты нас делами своими, расшевелил, обогатил не только дарами, но и возможность трудиться — ты дал нам не только хлеб, но и семена, чтобы мы сами его могли выращивать… Еще месяц другой и при здешнем постоянном тепле и освещении того и глядишь нам мяса вовсе не потребуется. Проживем и огородом! А тут еще рыбку обещают живую всеядную… уже думаем где и из чего наш первый прудик при монастыре делать. Камешки вон и глину собираем…

— Так это же прекрасно. Нет?

— Радостно это — кивнул Тихон — Воспряли мы будто от сна ледяного. Уже и Охотник нам будто и не нужон почти…

— И это тоже прекрасно. Нельзя быть в тотальной зависимости от кого-либо.

— Вот мне и подумалось — не собрался ли ты в очередной раз не только имя, но и предназначение свое сменить? Не собрался ли ты вдруг покинуть Убежище и уйти навсегда?

Широко улыбнувшись, я покачал головой:

— Не совсем так.

— А как тогда?

— Назревают какие-то перемены — ответил я — Глобальные. Связанные не только с нашим Убежищем, с нашим крохотным теплым мирком. Благодаря крохам собранной информации уже понятно, что там в пустоши что-то происходит. Луковианцы мутят воду… или крошат лед… А быть может не только они. Но нас эти перемены может даже и не затронут — возможно проживем еще лет сто и даже не узнаем, что где-то что-то изменилось. Подобно дикарям из джунглей пропустим все самое интересное…

— Так может оно и к лучшему? Будем жить себе спокойно…

— Не для меня — улыбнулся я — Как можно жить спокойно, зная, что сюда чуть ли не каждый день попадают ни в чем невиноватые люди?

— Но мы же как-то живем? Да молимся за души несчастных… молим Господа, чтобы явил к ним милость.

— Знаю — кивнул я — Но это вы. Вам за восемьдесят. И не вам отправляться на поиски справедливости. Уже не по годам ноша и задача. А вот для меня таких оправданий нет, Тихон. Я должен что-то сделать. И если для этого придется уйти в ночь, чтобы никогда не вернуться — я пойду.

— Господи… не смею и возразить.

Я улыбнулся шире и, глядя на торопящихся к нам бабушек с чаем и супом, на медленно идущих за ними следом двух молодых улыбчивых здешних со столом и стульями, заметил:

— Но я и не придурок, который накинет на плечи рюкзак, вооружится старым ружьем и отправится во вьюгу на поиски злобных негодяев.

— А как тогда? Мы ведь даже не знаем где этих супостатов искать!

— Ну почему? — хмыкнул я и махнул рукой — Да в любой стороне там за грядой из упавших крестов. Мы на их планете. Но что толку? Ну найду я, скажем, один из патрульных отрядов — должны ведь они как-то патрулировать по внешнему периметру всю эту огромную кольцевую зону? Так они меня просто пристрелят и дальше поедут…

— Тогда как?

— Пока не уверен — вздохнул я — Но главное я уже сделал.

— И что же? — туша самокрутку о пол, Тихон жадно заглянул мне в глаза — Что ты сделал, Охотник?

— Бросил пару увесистых камней в водную гладь этого большого болота — рассмеялся я.

— Опять загадками говоришь! — с веселой досадой старик махнул рукой — Ну тебя… Давай супу похлебаем…

— С удовольствием — улыбнулся я.

Из Замка за мной пришли к вечеру. Тихий блеклый старичок с сонным взглядом неслышно подошел и прошелестел мне на ухо:

— Михаил Данилович к себе просит.

— Случилось что?

— Луковианцы вышли на связь — едва слышно ответил старичок — Говорят, что хотят бесконечного мира, долгой беседы и большой взаимопомощи. Большего не знаю…

— Пошли — кивнул я, поднимаясь со стула.

Тихону я, пожалуй, не сказал пусть не главное, но все же для меня важное — больше всего я боялся налаженного быта, спокойствия и близорукости растительного существования. Я уже попался однажды в эту западню — и сидел в ней как в волчьей яме ровно до тех пор, пока меня не толкнул в спину тот серенький мужичонка на выходе из бара…

**

И снова я испытал небольшое удивление — блеклый провожатый, чем-то похожий своей молчаливостью и бестелесностью на уже умершего, привел меня не ко входу в Замок, а к одной из вроде как жилых комнат Центра. Там дальше по коридору располагались душевые и туалеты, а за дверью оказалась… радиорубка. Сначала я подумал, что ошибся, но, присмотревшись, убедился в правоте первоначального предположения. Стоящие буквой «П» столы нагружены диковинным гибридным оборудованием. В глаза сразу бросился работающий и почти современный плоский компьютерный экран, а на противоположном столе стоял раскрытый ноутбук с подключенной мышью и проводом тянущимся к стальному ящику с прозрачными вставками. За стеклышками медленно крутились шестерни внутри алой смазки, там что-то изредка мигало, а несколько стальных шлангов тянулись к чему-то напоминающему самогонный аппарат.

Все это располагалось в стороне от двери и туда я не свернул — меня провели прямо, и я прошел через правильный, но еще свежий и явно недавно проделанный проем в стене. Даже дверь еще не была установлена и мне пришлось переступить через ноги что-то ворчащего себе под нос старика в кепке, прокладывающего провод вдоль стены.

За проходом я обнаружил очередную комнату вдвое больших размеров и без какой-либо отделки. Голые кирпичные стены выглядели угрюмой летописью минувших времен — кирпичи разного размера и цвета несли на себе следы сколов, царапин, остатки заделанных технических отверстий и отпечатки убранной арматуры.

— Интересно, да? — с понимающей усмешкой произнес оказавшийся здесь же Михаил Данилович, ладонью разгоняя сигаретный дым — Вечер добрый. Присаживайся, Охотник. Знаю, ты накормлен, но от ломтиков копченой медвежатины грех отказываться. Как и от хорошего самогона. В микродозах, конечно… и то и другое…