Руслан Галеев - Радио Хоспис

– Что именно странно?

– Взрыв-то был вон какой мощный. А забор, смотрите, не поврежден. И следов гари на плитах нет…

– Может, забор поменяли с тех пор? – надевая котелок, спросил Хворостов.

– И поставили старые плиты? Столько усилий… Тем более странно. Ладно, я пошел, огляжусь на месте.

Снег начал усиливаться, но словно бы и не пытаясь перерасти в полноценный снегопад. Большие снежные хлопья в продолжающемся безветрии равнодушно кружили в воздухе, отчего непривычная тишина становилась все отчетливее.

Они вышли из машины. Стас запер двери и бросил ключи Беби-Буму, уже спускавшемуся вниз. Остальные разошлись, надеясь найти кого-то, кто еще помнил тот взрыв.

Очень скоро выяснилось, что не только найти кого-то конкретного, а вообще отыскать хоть одну живую душу в этом лабиринте из бетонных плит почти невозможно. В закрытую зону допуска складов не пропускали даже с удостоверением Управления, нужен был специальный приказ. Стас, знакомый с бюрократической машиной своего ведомства не понаслышке, вполне обоснованно подозревал, что документ этот будет стряпаться не один день. А у них было всего несколько часов.

Стас без особой надежды останавливал выезжающие со складов грузовики, расспрашивал водителей. При этом приходилось все время размахивать значком, поскольку все грузовики имели сопровождение из двух-трех вооруженных человек. Разумеется, никто из водителей ничего не знал, не видел, да и вообще находился в это время в другом месте.

Хворостов отправился в близлежащий жилой сектор, намереваясь расспросить жителей верхних этажей, которые могли что-то видеть. Душка Джи, отводя глаза, сказал, что поищет по-своему, Стас не стал возражать. И вот сам он уже битый час бродил тут, у официально неприступной территории. Время шло.

Он озяб, пальцы в перчатках заледенели, отзывались болью на каждое движение. Болит – значит, не отморозил, говорил когда-то его комбриг. Там, на балканских высотах. Стас устал. Тяготы прошлой ночи, безумная гонка, потом утреннее ожидание, арест Бруно… Все это выгоняло из организма силы, заменяя их, казалось, мрачными мыслями. Здесь ничто от них не отвлекало: тишина, безлюдье, безветрие…

А потом вернулся ветер, он налетел внезапно, как хлесткая пощечина, ударил в стены, в бетонные плиты заборов, потом срикошетил в лицо, заставив прижать перчатки к губам и сделать судорожный вдох. Ветер вцепился в шею под воротником, просквозил порточины брюк, словно их и не было. А хлопья снега, так безмятежно кружившие всего несколько минут назад, вдруг обратились ледяными иглами. Да и пошло оно все, зло подумал Стас, развернулся и двинулся обратно к машине.

И тут же ветер утих, лишь кружил в воздухе потревоженный снег, как сажа после взрыва…

Стас замер. Дьявольская погодка сегодня, подумалось, не слишком ли символично? Делай дело и не суйся туда, куда не следует, что-то подобное пытается сказать весь окружающий мир. Но как же он может не лезть, как может развернуться теперь? Бежать от врага не зазорно, бежать порою нужно. Но бежать, прикрываясь спинами друзей, – вот что такое позор, вот с чем жить потом невозможно.

К тому же… Было в этом что-то ненастоящее, словно бы он ухватил краем глаза эпизод незнакомого фильма, но тут же забыл, о чем говорили с экрана. Осталась в памяти только неотчетливая картинка, как блик солнца на сетчатке глаза, который остается жить в зрачках, когда солнце уходит за тучи… Стас не верил в судьбу, в знаки, в миссию, в то, что все написано, расписано и определено. Он и в Бога-то верил не сознательно, а просто потому, что верил всегда, может, потому и верил, что никогда об этом толком не задумывался. Но сейчас ему показалось, что это именно знак, символ, отрезвляющая пощечина ветра.

Но он тут же отбросил эти мысли, потому что, поверив в символы и знаки, он должен был поверить и в то, что десяткам парней, замерзшим на балканских дорогах, было предписано так погибнуть. А это неправильно, никто не должен умирать в промежутке между харкающим кашлем и ледяным вздохом. Потому что… Потому что не должен…

Он развернулся на месте и снова пошел туда, куда шел, хотя здесь, в этом лабиринте, направления особого значения не имели.

Но стоило ему сделать несколько шагов, как ветер вновь поднялся и с удвоенной силой ударил его в грудь, по щекам, заставил дыхание сбиться. Стас прижал обе руки к лицу и упрямо шагнул вперед. В то же мгновение наверху, там, где над дорогой нависала крыша одного из складов, что-то затрещало, и впереди, всего в нескольких шагах, в землю вонзились, тут же рассыпавшись крупными осколками, несколько огромных сосулек, похожих на вековые сталактиты. Стас отскочил в сторону, поднял голову. Вся крыша была увешана этими жуткими орудиями зимы.

Снова ударил было ветер, но тут же спал, как будто кто-то набрал по ошибке твой номер и, не говоря ни слова, бросил трубку…

– Выстрел в воздух, – сказал кто-то слева от Стаса. – Тебя предупредили. Или что-то вроде того.

Стас обернулся и увидел в окне склада человека. Он был одет в серое пальто, на голове шляпа с широкими полями, пальто распахнуто, виден модный костюм и яркий галстук. Этакий свинг-югенд. Вот только возрастом, пожалуй, не вышел, ему было к сорока, а может, уже и за сорок… ровесник.

– Ты Бекчетов? – спросил человек, опираясь на подоконник.

– Я…

– Еле нашел тебя здесь, – криво усмехнулся человек.

– А вы, собственно, кто? – спросил Стас, удивившись неуверенности собственного голоса. А вот голос незнакомца он явно где-то слышал. Но где? Память безрезультатно искала подсказки в прошлом, но не находила.

– А вот это не важно, – сказал человек и нахмурился, посмотрев куда-то вверх. – Ты вот что… Передай своему другу Готфриду, чтобы он все, что видел, пока забыл и ничего не копал. До поры до времени. Поверь мне, Бекчетов, так будет лучше для всех…

– Понятия не имею, о чем идет речь, – мгновенно, услышав фамилию друга, успокоился Стас. – И, кстати, от кого мне это передать?

Человек снова посмотрел куда-то вверх, но на этот раз, скорее показывая, насколько надоедлив его собеседник, какие глупые вопросы он задает.

– Слушай внимательно, Бекчетов. Прямо я не могу говорить… Пока. Ты вопросов больше не задавай. А насчет ответов… Кое-что найдешь в папочке твоего приятеля, Гейгера. Если постараешься. Самого Гейгера ты теперь вряд ли увидишь, его уже никто никогда не найдет, даже я. Но папочка сохранилась. Тебе ее передадут. Ты, если хочешь выяснить, как погибли твои друзья, а заодно помочь тем, кто еще жив, эту папочку найди. Понял?

– С чего вы решили, что я вам доверюсь?

– Да я вроде как помочь пытаюсь, – покачал головой незнакомец.