Юрий Алкин - Цена познания

И тут мне дико захотелось увидеть Мари. Не Восьмую. Мари. Обнять ее. Зарыться лицом в мягкие волосы. Увидеть ее улыбку и эти милые ямочки на щеках… За это время мы виделись всего два раза. С каждым вычеркнутым кандидатом наша осторожность росла. И чем больше она становилась, чем чаще на меня нападали эти приступы тоски по девушке, которую я видел почти каждый день.

Но увидеться мы смогли только через неделю. Даже переписка шла теперь медленнее, чем прежде.

Невеселая была эта встреча. Опасность, которая несколько месяцев назад была хоть и пугающей, но все же абстрактной, подошла теперь совсем близко, дышала в лицо. Мы срывали маску за маской — и вплотную приблизились к той черте, за которой срывать их будет не с кого. И когда мы перейдем эту черту, нам придется принимать гораздо более тяжелые решения.

— Одиннадцатую мы скоро добьем, — говорила Мари, сидя в своем любимом кресле. — Хотя торопиться не следует. А вот Седьмой… Либо он идеальный актер, либо…

— Слишком колоритный персонаж, — сказал я. — Нутром чую, что он играет.

Конечно, Седьмой мог еще оказаться Зрителем, но после этих полных разоблачений месяцев я в это не верил.

— Нутра здесь недостаточно, — ответила Мари. — Ошибаться мы не имеем права. Не та ситуация.

— Я знаю. Но он не Зритель. И кроме того, одна галочка все же есть.

— Ты опять про квадрат?

— Ну не мог он сам его придумать. Не мог, и все.

Мари зябким движением закуталась в свою накидку. В сгустившихся «сумерках» ее силуэт темнел на фоне светлой стены.

— Андре, это только квадрат. Любой мог додуматься до него. Особенно если годами не заниматься ничем, кроме живописи. Даже цвета не те.

— Рубенс ведь не додумался, — возразил я.

— Хорошо, — засмеялась она, — пусть будет одна галочка. Доволен?

Я кивнул. Некоторое время мы молчали.

— Ты думал о том, что будет дальше? — спросила Мари, когда я встал и присел на пол возле ее кресла.

Конечно, я думал. И не раз. Как ни отгонял я от себя эти мысли, как ни давил в себе это тоскливое ожидание беды, я не мог не думать об этом. Сколько еще протянутся наши поиски несуществующего человека? Неделю, ну две, ну от силы месяц. А что делать дальше? Когда станет окончательно ясно, что нас обманули? Когда, откусывая кусок хлеба, можно будет лишь гадать, какая гадость была замешана в тесто, из которого он приготовлен? Когда каждый день мы будем понимать, что нас меняют — и не будем знать, как, и зачем, и в кого или во что мы превращаемся? Что мы будем делать тогда? Попытаемся бежать? Но как? Даже если пробовать симулировать «нервный срыв», кто сказал, что отсюда нас выпустят живыми? И что, если Мари никогда не выйдет из этих стен? Когда я думал об этом, безнадежная тоска отступала на задний план. В такие моменты меня скручивало от ненависти. Нет, я не дам этим мерзавцам что-либо сделать с Мари! Еще не знаю, как, каким способом, но не дам!

Впрочем, один способ начинал смутно вырисовываться. Но подробно я его еще не продумывал. Почему-то мне казалось, что, начав разрабатывать этот способ в деталях, я окончательно признаю, что опыт ведется над нами.

— Да, думал, — ответил я, чувствуя, как легкая ладонь опустилась мне на плечо. — Убедимся в том, что Седьмой — Зритель, дотянем здесь оставшиеся два года или сколько там нам осталось, получим кучу денег, выйдем отсюда и будем жить долго и счастливо.

Но моя попытка не удалась.

— А если мы убедимся в том, что Седьмой — не Зритель? — мягко спросила Мари.

Я вздохнул.

— Есть одна задумка. Не ахти что, но реальнее всех остальных вариантов. Включая захват заложников и подкоп.

— А что, — оживилась Мари, — было бы здорово захватить Тесье в заложники!

— И кормить его нашей едой, пока он не сознается, что они тут делают! — подхватил я.

— Ну, а теперь серьезно, — сказала Мари, все еще смеясь. — Что за способ?

— Понимаешь, что бы мы ни придумывали, мы по-прежнему в их руках, — неохотно начал я. — И они могут делать с нами все что угодно. Почему? Потому что они уверены в том, что никто не знает, где мы находимся. Это незнание — их главное оружие.

— И ты хочешь намекнуть им на то, что это не так? Что кто-то знает, где мы? Но ведь пока нас сюда не привезли, мы и сами не знали, куда едем.

— Правильно. Но мы ведь заранее знали, когда и откуда нас заберут.

— То есть за их машиной могли следить? — медленно сказала Мари. — Кто-то мог ехать за ними всю дорогу…

— Или у меня в кармане могла быть маленькая радиометка, — продолжил я. — Конечно, это слишком отдает шпионским детективом, но ты только представь себе такой сценарий. Какая-то организация — скажем, полицейский департамент — расследует дело об исчезающих молодых людях. Известно, что они уже не первый год пропадают по всей Франции. Все они, как один, незадолго до исчезновения идут на какое-то собеседование. Перед тем как отправиться туда, некоторые из них даже показывали объявление своим друзьям. И за неимением лучшего способа департамент решает послать по подобному объявлению профессионала, то бишь меня. Почему именно меня? Потому что я внешне похож на некоторых молодых людей, которые исчезли за последние десять лет. Я бодро прохожу собеседование, кладу в карман метку и покорно даю отвезти себя в институт. А мои шефы каждую секунду знают, где я нахожусь. Правдоподобно?

— А почему бы и нет? — сказала Мари. — Очень здравая версия. Ты у меня молодец, — нежно прибавила она. — А что дальше? Шантаж?

— Ага, — отозвался я, — старый добрый шантаж. Если с нами что-то произойдет, вам не поздоровится. Так что лучше всего опустите нас на свободу.

— Не очень связно. Если ты полицейский, то почему ты просто хочешь отсюда убежать? Скажи им: не смейте никого трогать! И вообще вы все под арестом.

Я пожал плечами.

— Я же говорил — это только задумка. Арестовывать их я, понятное дело, не могу. Эти ребята не дали бы себя арестовать даже настоящему полицейскому. Главное — поселить в них сомнение. Можно вообще сказать, что это — журналистское расследование и метку мне в карман засунула редакция. Такое утверждение вообще невозможно проверить. Не важно, кто за мной стоит. Важно, что кто-то знает, где я, и поднимет шум, если со мной что-то произойдет.

В комнате стало почти темно.

— Тебе пора идти, — сказала Мари. — Потом ты будешь привлекать больше внимания.

— Ты права, — ответил я. — Но я не хочу уходить.

Глава тринадцатая

— Пятый, — позвала меня Мари, — Пятый, проснись.

«К чему здесь такая маскировка, — недовольно подумал я сквозь сон. — Ну какой я для тебя Пятый?» С трудом разжав набрякшие после ночи веки, я открыл глаза. Комнату заливал утренний свет. Да, пора вставать.