Татьяна Иванова - Сорняк из райского сада

— Не трогай его, Зарайский, тут недалеко ментовская машина стоит, ты же сам видел! — предупредил его один из друзей.

— Может, и не трону, если он будет хорошо себя вести! — с бравадой оповестил верзила советчика. — А если что, так он и пикнуть не успеет, чтобы ментов позвать.

Птолетит пристально взглянул на верзилу, и, подняв руку, сделал несколько круговых движений в воздухе.

— О! Ты погляди, он еще и руки распускает, скотина. — Воскликнул верзила, и, размахнувшись изо всех сил, ударил… Но не прохожего, а стоящего рядом с ним худощавого паренька, который от спиртного и так еле держался на ногах. Парнишка, совершенно не ожидавший удара, к тому же нанесенного со всей силы, как стоял, так и рухнул на землю.

Остальные трое, стоящие сзади этих двоих, лишь только увидели, что их товарищ упал как подкошенный и застонал, не раздумывая, бросились на незнакомца с кулаками. И каково же было их удивление, когда первый, чуть вырвавшийся вперед, тут же получил от верзилы прямой удар в лицо, и откинулся навзничь, упав прямо на бегущих следом друзей.

— Зара, сволочь! Ты, что совсем пережрал? — закричал третий, которому тут же и досталось вслед за вторым. Последний и вовсе получил удар от верзилы без всяких слов, потому, что и сказать еще ничего не успел, как до него дошла очередь.

Побитые поочередно начали подниматься, но верзила вновь и вновь наносил им удары, в которые Птолетит вложил всю свою ангельскую боль, саднящую душу. Этот случай как раз оказался удобным, чтобы хоть немного разрядиться и избавиться от сердечного гнета.

Вскоре на вопли дерущихся в переулок и впрямь въехала милицейская машина, из которой выскочили три человека. Они подбежали вплотную, но разошедшийся не на шутку верзила, со всего маха врезал одному из милиционеров. Однако двое других смогли все же заломить ему руки и положить на землю.

Побитым оказался майор Зайков. Птолетит сразу узнал его по голосу.

— Прости, майор! — мысленно сказал он, — я тебя уже второй раз подставляю. — Хотя!..

И он, тихо стоящий в стороне, пока длилась вся эта возня с верзилой и остальными хулиганами, подошел поближе, так, чтобы его заметили.

— А это еще кто? — поинтересовался майор Зайков, увидев силуэт приближающегося к машине молодого человека.

— Это прохожий, из-за которого все началось. — Шепелявя сообщил один из хулиганов, вытирая рукавом рубашки сочившуюся из губы кровь.

— Что началось? — гаркнул майор, потирая распухшую щеку.

— Ну драка.

— Он, что, драться полез?

— Нет! Это Сева Зарайский хотел ему морду набить, а сам ни с того, ни с сего, на нас налетел, а его даже пальцем не тронул!

— Угу, ни с того, ни с сего! Как натворят чего, и милицию увидят, — всегда у них ни с того, ни с сего!

Проскурин! — Обратился майор к сержанту.

— Этого тоже в отделение, там разберемся, кто у них на кого драться полез!

Володя подошел к Птолетиту и сразу узнал в нем Константина Кустовского.

— Товарищ майор, да это же….Да это ж Кустовский!

— Что? — и майор, направившийся к машине, вернулся, чтобы взглянуть на задержанного, и воочию убедиться, что это на сей раз и впрямь Кустовский.

— Ой! Ну, надо же! Какая встреча! Ты посмотри! — Майор, удивленно покачал головой. — Долго же я тебя искал, голубчик!

И блюститель порядка от радости даже забыл на время о своей нестерпимо саднящей щеке!

ЭПИЛОГ.

…… Птолетит сидел возле излюбленного им серебристого озерца, и кудрявая зеленая растительность, простирающаяся вдоль берега, нежно трепетала перед ним под веселыми порывами теплого ветерка, навевая златокудрому ангелу горестные раздумья.

Он вернулся на небеса как раз в тот момент, когда Элионте по закону и велению Господа надлежало изгнать в небытие. Птолетит, появившийся в самом конце процесса изгнания, увидел ее, одиноко стоящую в середине ангельского круга, с низко опущенной головой, и покорно внимающей порицанию, которое зачитывал на всеобщем круге один из ангелов — Гестелиос. Птолетит встал в круг, выбрав то место, откуда смог бы беспрепятственно увидеть лицо Элионте. Она же, едва почувствовав его появление, несмело подняла свою понурую голову. И в ее взгляде, устремленном на него, Птолетит увидел нестерпимую боль и панический страх перед небытием, заключающем в себе всякое прекращение помыслов, дел, привязанностей и привычек. Она молча смотрела на него — своего единственного сердечного друга, ради любви к которому решилась на этот отчаянный шаг.

— Ну, что, Птолетит, — вопрошал ее взгляд, — нашел ли ты на

Земле ответы на свои вопросы, познал ли любовь в той

степени, в которой тебе это было необходимо? Что ты приобрел там такого, что не смог разглядеть в моих любящих глазах и почувствовать в моем умирающем от любви к тебе сердце?

Две крупные, прозрачные, жемчужные слезинки, скатились со щек его сердечной подруги, упав в зеленую траву, на которой стояла босая Элионте. Птолетит, проследив за их падением, запомнил это место, которое, он знал, будет вечно потом целовать!

— Господи! — взмолился Птолетит, и простер ввысь руки в молебном жесте. — Сжалься над ней! Не дай мне вечного отчаяния!

— Закон един для всех ангелов, Птолетит. Они должны беспрекословно подчиняться воле Господа! — услышал он в тот же миг Господний ответ, прозвучавший внутри себя.

— Ангелы, в отличии от людей, которым дарована мною свобода, несвободны вовсе, а потому должны знать, что путь, ведомый желаниями не имеет остановок, и чреват лишь одними только падениями и катастрофами.

— Нет! — воскликнул в отчаянии Птолетит! — не отнимай ее у меня, ибо я только в ней нашел то, что так долго и бессмысленно искал на Земле!

Однако на сей раз, Господь его просьбу не услышал, и сколь чутко не прислушивался Птолетит к своей внутренней сути, она оставалась беззвучной!

Элионте взглянула на него в последний раз, и взгляд ее был полон любви. Той, которая одна только умеет быть высокоторжественной, и предельно бескорыстной, которой одной только подвластно благородство и всепрощение, искренность и неподдельная чистота!

— Прощай! — беззвучно прошептала Элионте, глядя на него, и в тот же миг исчезла из круга, оставив после себя легкую струйку голубоватого тумана, напоминающего небесно — голубое одеяние, так ею любимое во все века!

….Усилившийся сверх меры озорной ветерок переместился на прозрачную озерную воду, покачивая ее поверхность несмелой волной, а потом, поменяв направление, подул в сторону Птолетита, все еще сидящего на берегу и вовсе не замечающего заигрываний строптивого ветерка, который не имея других зрителей, хотел обратить на себя внимание златокудрого ангела.