Сергей Михайлов - Оборотень

Мы знаем, что, к сожалению, его прогноз оправдался: была совершена попытка отравления, жертвой которой пал ни в чем не повинный человек. Уверен, в тот момент, когда Потапов корчился в предсмертных судорогах у ног Мячикова, тот в душе ликовал и с трудом сдерживал свою радость. Он упивался сознанием, что в убийстве Потапова есть доля и его участия… Итак, его цель достигнута: чужая смерть и удачно разрушенные козни врага на какое-то время заменяют ему пару ампул омнопона. Теперь два слова о технической стороне убийства. То, что Мячиков поменялся с Потаповым обедом, у меня не вызывало сомнения, но как он это сделал чуть ли не на глазах последнего, я никак не мог понять — пока эту загадку мне не помогла разрешить практикантка Катя.

— Практикантка Катя? — удивился я. — Та самая…

— Да-да, Максим, та самая чудесная девушка, которую ты имел удовольствие вырвать из лап Баварца. Помнишь ее визит к нам в номер? Я тебе еще сказал, что теперь точно знаю, как был убит Потапов и что это именно убийство, а не несчастный случай. Так вот, девушка сообщила мне одну деталь, которая стоила всех предыдущих свидетельских показаний, вместе взятых. Деталь, казалось бы, ничего не значущую, но это лишь на первый взгляд. Ты, возможно, обратил внимание, что столы в столовой дома отдыха легко вращаются? — Я кивнул. — Прекрасно. Но рисунка на столах наверняка не разглядел.

— А разве был еще и рисунок?

— Был, Максим, в том-то все и дело. К стыду своему должен признаться, что я его тоже не заметил. А вот девушка Катя, с присущим ее возрасту энтузиазму и естественной тягой к гармонии, не только заметила рисунок, но и развернула каждый стол соответственно рисунку. В тот день, убирая зал столовой после обеда, она заметила, что стол, за которым обедали Мячиков и Потапов, повернут на сто восемьдесят градусов.

— Значит, Мячиков развернул его! — воскликнул я.

— Вот именно. Предполагая, что его пища отравлена, Мячиков разворачивает стол ровно на пол-оборота в тот самый момент, когда Потапов отправляется за столовыми приборами. Поскольку же ассортимент столовой разнообразием, прямо скажем, не отличается, то Потапов подмены не замечает и спокойно принимается за трапезу. Представляешь, какую выдержку надо иметь, чтобы сидеть с человеком за одним столом и знать, что тот с минуты на минуту умрет!

— Мерзавец! — вырвалось у меня.

— И это еще слишком мягко сказано, — кивнул Щеглов. — Ладно, нравственный аспект этой проблемы оставим пока в стороне. — Он снова полистал записную книжку. — Сразу же после отравления Потапова Мячиков выдвигает свою версию случившегося, с которой, кстати, соглашаюсь и я. Он прекрасно проанализировал ситуацию и доказал, что имело место именно убийство, а не самоубийство или несчастный случай. Параллельно он обеспечивает себе алиби, которое строит на следующей аксиоме: человек, положивший яд в пищу, и есть убийца.

— А разве это не так? — спросил я.

— Так, да не совсем, — улыбнулся Щеглов. — Если принять эту аксиому за истину в последней инстанции, то алиби Мячикова, действительно, безупречно, но в том-то все и дело, что в данном случае аксиома не действует. Человек, положивший яд в пищу, без сомнения, убийца, но не единственный. Мячиков, знавший или хотя бы догадывавшийся о готовящемся отравлении и не предотвративший его, а наоборот, лично определивший жертву и подставивший ее вместо себя, является соучастником преступления. Более того, это преступление им же самим и спровоцировано.

— Ясно, — сказал я. — Знать бы об этом раньше, Потапов был бы жив.

Щеглов нахмурился.

— И не только Потапов, — произнес он глухо, — но и многие другие. К твоему сведению, на счету Артиста в общей сложности более десятка убийств, не считая других преступлений.

— Какой ужас! — воскликнул я и инстинктивно поежился. — Подумать только, и я считал его своим другом!

Щеглов развел руками.

— Он слишком умен для заурядного убийцы, и твое легковерие не должно смущать тебя. Не твоя вина, что ты доверился этому человеку, ведь доверчивость — сестра честности. Мошенник не верит никому лишь потому, что сам в любую минуту готов обмануть, обокрасть или отнять. Так что твоя позиция в этом деле делает тебе честь, Максим. В конце концов, уезжая по путевке, ты же не мог знать, что дом отдыха наводнен бандитами и убийцами, ведь так? — Я кивнул. — В таком случае перейдем к следующему вопросу — к вопросу о так называемом «жучке». Надеюсь, ты знаешь, что такое «жучок»?

— Разумеется. «Жучок» — это миниатюрное подслушивающее устройство, которое имеет достаточно широкое применение в разведке, контрразведке, промышленном шпионаже и так далее.

— Вот именно. Весь парадокс состоит в том, что один такой «жучок» был задействован и в нашем, чисто уголовном, деле. Пожалуй, это первый случай использования «жучка» подобным контингентом преступников в моей практике. Впрочем, имея дело с мафией, следует ожидать любых сюрпризов. Дело в том, что в нашем с тобой номере стоял один такой «жучок».

— Как?! — не поверил я своим ушам. — Неужели нас кто-то подслушивал?

— Ты попал в самую точку, Максим, нас именно подслушивали. Надеюсь, тебе не нужно объяснять, чьих рук это дело.

— Мячиков, — догадался я и боязливо оглянулся: мне и теперь казалось, что этот человек незримо присутствует и здесь, в этой уютной комнате капитана Щеглова, и в любом другом месте, куда бы не занесла меня судьба. Артист вызывал у меня панический, сверхъестественный ужас.

— Верно, — продолжал Щеглов, — Мячиков поставил «жучок» на следующий день после моего прибытия. Улучив удобный момент, он проникает в наш номер — а для такого специалиста проникнуть сквозь запертую дверь все равно что вообще ее не заметить — и крепит «жучок» за батареей. Признаюсь честно, у меня и в мыслях не было ничего подобного, «жучок» я обнаружил совершенно случайно. Когда брился, уронил крышку от бритвы за батарею, полез ее доставать, сунул руку — и наткнулся на сюрприз.

— И что же вы с ним сделали?

— Оставил на том же месте, — ответил Щеглов. — Я тогда еще не знал, чья это штуковина, но чья бы она ни была, я решил сыграть с владельцем «жучка» в одну игру. Игра простая: он слушает, я — говорю.

— Понял! — воскликнул я. — Вы говорите только то, что считаете нужным, он же все принимает за чистую монету.

— Правильно, Максим, я снабжал его той информацией, которая была мне выгодна.

— Почему же вы не открылись мне, Семен Кондратьевич? — спросил я, с горечью сознавая, что и на этот раз не удостоился доверия капитана Щеглова.

— По той же причине, что и в случае с просьбой Мячикова не открывать тебе тайны Хомякова. Пойми, Максим, Мячиков — артист, и артист отнюдь не плохой, и тягаться с ним в актерском мастерстве я бы тебе не посоветовал. Затей ты с ним игру, он бы тебя в два счета раскусил.