Глен Кук - Коварное бронзовое тщеславие

– Через минуту принесу что-нибудь для вас, ребята. – И спросила у меня: – Можете отвести их назад?

– Что случилось с настоящей Пенни Кошмаркой? – риторически поинтересовался я.

Твой церковный друг крайне интересен.

– Что ты добыл?

Слишком рано тебя загружать. Делай, как посоветовала Пенни.

– А?

Она что-то посоветовала? Должно быть, я это упустил.

Собаки! (Раздраженно.)

Я понял, что действительно должен собраться. Столь незначительное упущение не должно было вызвать нетерпение у того, кто обладает кучей времени. Видимо, прослеживается удручающая закономерность.

Разумеется. Особенно с тех пор, как я потерял Страфу.

Я это понимал – и ничего не делал.

– Идем, девчонки. За мной.

Узкий переулок, шедший вдоль стены дома, перекрывали калитки в сад – мой и моего соседа слева. Я в буквальном смысле долгие годы сюда не заходил. Ожидал увидеть кучи нанесенного ветром мусора и сгнившее воспоминание о калитке. И ошибся.

Переулок оказался чистым. Калитка – новой.

– Паленая, – пробормотал я. – Компетентна до дрожи.

Переулок вымели после того, как кто-то подновил штукатурку на боковой стене дома. Несколько забытых черепичных осколков свидетельствовали о том, что крыша тоже подверглась ремонту.

На заднем крыльце мы обнаружили Дина, который жонглировал мисками. Ему помогала Пенни, державшая по горшку в каждой руке. Наверное, это она открыла заднюю дверь. Дин бы с ней не справился. Ею редко пользуются, и сначала она не хочет открываться, а потом – закрываться.

Они выставили четыре миски с удивительно щедрыми порциями собачьей еды. В горшках Пенни была вода. Кто-то трудился изо всех сил, пока я зарабатывал на пропитание. Так сказать.

В последнее время платили не ахти, а поскольку работал я сам на себя, начальник у меня был сквалыга.

Слегка раскрасневшаяся Пенни погладила пару собак, слишком занятых, чтобы обратить на это внимание, и проворчала:

– Пойду открою дверь.

Не имело смысла высказывать свои опасения Дину. Старикан бесстыдно тратит мои деньги.

– Скажите спасибо доброму человеку, девочки.

Я огляделся, увидел пустыню размером с носовой платок. Когда-то Дин завел огородик, но не смог его сохранить. Паленая постоянно твердила о цветочных клумбах, однако дальше разговоров дело не шло. Она была слишком занята.

Мы с Пенни были слишком ленивы, а мне к тому же было наплевать.

Сады хороши, когда кто-то другой занимается посадкой, поливом, прополкой и прочей скукотищей. Раньше я раз в год посещал Королевские ботанические сады, а познакомившись со Страфой, стал заглядывать туда чаще.

Я вернулся к парадному входу, гадая, не отвести ли назад и лошадей, и успел увидеть, как Пенни закрывает дверь за Долларом Дэном Справедливым, а потом заметил медленно передвигающегося Плеймета с откровенно встревоженной Хагейкагомей, которые свернули на Макунадо с Дороги чародея.

Когда рядом не было никого, кроме девчонки, Плей не считал нужным скрывать свою слабость.

Нужно побеседовать по-мужски с его вялым зятем.

Накопленные улики свидетельствовали о том, что мерзавец мечтал, чтобы Плеймет поскорее отправился на тот свет, оставив имущество, которое можно продать, дабы вложить выручку в идиотские обогатительные проекты. Как он уже поступил с приданым сестры Плеймета.

68

Пенни ждала меня у двери. Я услышал звуки, доносившиеся из кабинета Паленой. Джон Растяжка вещал своим смертельно спокойным, убийственно рациональным голосом. Я подумал, что именно таким голосом он обычно объясняет, почему собирается вас убить. Говорил он один.

Я посмотрел на Пенни, подняв бровь. Она пожала плечами, вытянула руку с пятью растопыренными пальцами и сказала, показав на комнату Покойника:

– Остальные там.

А потом обошла меня, чтобы дождаться Плеймета и Хагейкагомей.

Она знала, что они придут, хотя я ничего не говорил, а они находились вне зоны действия Покойника.

Старые Кости снова подглядывал.

Дин не подал закуски. Возможно, гостям были не очень рады.

А может, ему посоветовали усмирить врожденное гостеприимство.

Я мог только приветствовать подобный подход. Самое время!

Ты отвлекаешься.

И сам этого не осознаю. Я проверил Пенни. Она стояла на цыпочках у глазка. Удовлетворенный, я смело двинулся в кабинет Пулар.

Обстановка там напоминала крысючью забегаловку, не хватало только конопляного дыма и пивных паров. Зато сильно пахло крысами, пахло злостью, за которой скрывался страх.

Паленая сидела за столом и писала. Ее брат стоял рядом, безупречно одетый – для крысюка. Доллар Дэн Справедливый и не знакомый мне мутант ростом почти с меня застыли по обеим сторонам двери. Оставшееся место занимали четверо более мелких, бедных и жалких, а также значительно более серых крысюков. Они были из другого племени.

Существует три вида крысюков. Большинство людей не обращает внимания, но два племени, к которым не принадлежат Джон Растяжка и Пулар Паленая, встречаются редко. Корни отличий кроются в видах крыс, которых использовали для экспериментов творцы-волшебники, а также в их методах.

Существует всего две разновидности обычной крысы: отвратительная и еще более отвратительная.

Крысиные глазки уставились на меня. Я не смутился.

– Кое-кто из этих парней шпионил за мной и Тарой Чейн некоторое время назад.

– Да, – ответил Джон Растяжка. – Раньше они не проявлять такой смелость. Я полагать, здесь отличный место, спросить у них, почему. Спасибо, что вы сообщить.

– Лучшее место для вопросов во всем городе.

Кстати о Таре Чейн: куда она подевалась?

Она на кухне с Дином.

Значит, хотя бы одно из его сознаний не было занято полностью.

Паленая наградила меня самым пронзительным из своих взглядов.

– Тара Чейн? Неужели?

– Лунная Гниль, если хочешь. Нужно же как-то ее звать.

Ее взгляд немного сместился. Вопрос будет записан. И всплывет снова. Я понятия не имел, в чем дело. Она должна была понимать, что с волшебницей проблем подобного рода не возникнет.

– Что они рассказали? – поинтересовался я.

– Прошу прощения за грубое вторжение, джентльмены, – сказала Паленая. – Это Гаррет. Он владелец дома и считает сей факт поводом для злоупотребления.

Самый лоснящийся серый произнес что-то на невнятном диалекте.

Мне их язык столь же непонятен, но я разберусь. Он берет свое начало от карентийского, на котором говорили беднейшие из нищих два столетия назад.

Джон Растяжка ссутулил плечи и кивнул. Покойник включил его в разговор. Крысюк пока не привык слышать голоса в своей голове.