Надежда Попова - Стезя смерти

На перечень, и впрямь оказавшийся там, где и сказал переписчик, Курт взглянул мельком, удивленно вскинув брови, и, спрятав лист со списком востребованных покойным Шлагом книг, снова погнал жеребца вскачь, к дому, где некогда снимал комнату бывший секретарь.

— Вы?.. — с растерянным удивлением уточнил хозяин, попятившись от распахнутой двери. — Что-то стряслось?

— Комната Шлага занята? — спросил Курт, не поздоровавшись, и тот невесело улыбнулся:

— Нет еще. Никто не хочет въезжать на место покойника, которым занялась Инквизиция — страшатся призраков.

— Хорошо, — бросил Курт, через две ступеньки взбегая по лестнице, успев услышать, как хозяин дома хмуро буркнул:

— Хорошего-то мало…

В комнате Курт пробыл с полчаса, выйдя в такой задумчивости, что не сразу заметил хозяина дома, столкнувшись с ним на лестнице. Курьерский конь то ли смирился со своей судьбой, то ли просто ошалел от столпившихся у дома любопытствующих студентов, однако в этот раз сесть на себя позволил сразу и с места взял мягко. Завернув к общежитию и приняв у Бруно перечень бравшихся Шлагом книг, майстер инквизитор вернулся в Друденхаус, предчувствуя тяжкий разговор с Керном.

Глава 10

Предчувствия всегда были его сильной стороной — в этом Курт убедился, лишь войдя к начальству. Начальство изволило пребывать в дурном расположении духа, посему первые несколько минут он просто стоял напротив стола, заложив руки за спину, глядя в пол и слушая льющуюся из уст господина обер-инквизитора приветственную речь.

— И когда я говорю «немедленно», это означает раньше Страшного Суда! — завершил тот, и Курт не выдержал:

— Дело забрать хотите? Забирайте, только прекратите меня распекать за то, что я пытаюсь работать! Забирайте!

— Не могу! — в тон ему крикнул Керн и, встретившись с его ошеломленным взглядом, пояснил уже спокойно: — Точнее — могу. И хочу! Но не буду.

— Почему? — тихо и растерянно переспросил Курт; тот вздохнул:

— Потому что, гордость академии, в твоих сопроводительных бумагах стоит рекомендация от ректора — дать тебе свободу действий, если ты выйдешь на какое-либо дело сам. Я, вообще, не должен бы тебе этого говорить, чувствую — после этого ты вовсе обнаглеешь… Только не обольщайся: право запретить тебе и дальше самовольничать у меня есть, и передать расследование другому я могу в любой момент. Но пока (пока, Гессе!) я намерен выполнить совет твоего наставника и посмотреть, что будет, если позволить тебе действовать в соответствии с твоими выводами. А теперь я желаю знать, почему я жду тебя полдня.

— Вот, — Курт подошел к столу, шлепнув перед Керном два листа со списками. — Смотрите. Это — то, что Шлаг читал, это — то, что переписывал. Вы только посмотрите — «Methodus inveniendi specialis»[81], «Perspicientia veri»[82], «Anguis septem gyros»[83]… «Causa causarum»[84]! Здесь все — или просто труды редкие, или вовсе libri prohibiti[85]! Кстати сказать, надо бы обратить внимание на университетскую библиотеку — похоже, прежнего книгохранителя спалили не зря… Но это после… Вы посмотрите на списки! Посмотрите, сколько переписано! Я побывал в комнате покойного, осмотрел все еще раз, обстучал все стены, потормошил каждую дощечку в полу — тайников нет! Значит — где это все?

— И где? — мрачно спросил обер-инквизитор; Курт выпрямился, отступив от стола, и развел руками:

— Не знаю. Пока я не знаю, но надо найти. Понимаете, ведь все-таки кто-то еще есть, кто-то, о ком мы не знаем, — скорее всего, убийца; на нем все сходится. Переписчик сказал, что самую первую книгу Шлаг просил у него неуверенно, словно бы с сомнениями, словно не знал о ее существовании точно, а всего лишь услышал о ней от кого-то…

— Или где-то о ней прочел, — возразил Керн, — о таком ты не думал?

— Может, и прочел… — согласился Курт, стараясь не выдать своей внезапной растерянности; в самом деле, такая мысль ему в голову не приходила. — Но для начала — где? Почему вообще студента-медика заинтересовала «Аd ritus sacros spectans» Штейгера? Это редкая книга, сейчас ее не изучают даже на богословском факультете; где он мог о ней прочесть? А главное — что такого он мог о ней узнать, что ему вдруг захотелось изучить ее? И еще: Бергман издавался после Штейгера, стало быть, вопрос — а о нем он откуда узнал?

— По свидетельству переписчика, покойный не раз попросту рылся в книгах, — снова оспорил его Керн. — Мог наткнуться случайно.

— Мог. Но зачем ему вообще все это? Почему?

— Да просто так, — допустил обер-инквизитор. — Вот взъело его с утра — и все; тебе ли не знать, сколькие из добропорядочных граждан в один прекрасный день свершают то, о чем после заявляют «бес попутал». Может, и попутал, а?

— А где списки текстов? — упрямо возразил Курт, несколько растеряв, однако, значительную часть своей убежденности. — Куда Шлаг дел неимоверное количество рукописных листов — да у него шкаф ломиться был бы должен, а мы нашли всего пару словарей!

— Спрятал.

— Где? — требовательно уточнил он, и Керн кивнул через плечо в окно:

— В подвале брошенного дома. На чердаке университета. Закопал за городом. Выбросил, в конце концов. Сжег.

— Зачем?

— А зачем переписывал?.. — Керн вздохнул, глядя на разом осунувшегося подчиненного, опустил взгляд в два перечня на своем столе и аккуратно сложил их один на другой. — Я не порицаю тебя за рвение, Гессе; но, будь добр, остынь. Твой успех уже в том, что ты убедил меня: дело — есть; sume superbiam quaesitam meritis[86]. Но пока res probata[87] это: труп без следов насильственной смерти или болезни, тайное увлечение покойного всяческой потусторонщиной, очевидец и соучастник этого увлечения. Это — все, что я могу почитать обоснованным. Остальное пока ничем не доказано и ни из чего не выводится.

— Но ведь нельзя же на этом прекратить расследование… — уже не столь решительно возразил Курт. — Что же получается — переписчик крайний за неимением лучшего? Caper emissarius[88]? Приговорить как соучастника и закрыть дело?

— А ты что же, Гессе — предлагаешь отпустить парня?

— Нет, конечно, — уже уныло отозвался он. — Он не все рассказал, в этом я убежден. Может, Шлаг открыл ему, почему увлекся мистикой, а может, он сам о чем догадывается или что-то еще — но он врет, говоря, что не понимает, в чем дело…

— И? — Керн, упершись локтями в столешницу, чуть подался вперед, глядя на него сквозь прищур, — договаривай, я же вижу… — он усмехнулся, — что и ты сказал не все. Что у тебя на уме? Хочешь разрешения на жесткий допрос? Так?