Гром над городом - Ольга Владимировна Голотвина
Ларш тоже за ночными делами забыл, что же такое он вчера приказал Алки. Но вслух этого не сказал. Молча ждал доклада.
– Этот лавочник, Вилират Острый Гвоздь, в Аршмире недавно. Торгует вроде успешно. Очень мне повезло со стариком в доме напротив. У него ноги не ходят, он весь день сидит у окна, пялится на улицу. Говорит, к Вилирату часто заходили люди чужеземного или моряцкого вида, приносили ящики и коробки – это понятно, тот скупает заморские безделушки. Про наследство соседям не хвалился. А вот сейчас, командир, скажу самое интересное. Живет неподалеку одноглазый Дамикур, плотник...
– Который в контрабанде подозревается? Помню.
– Во-во, он самый... Вчера Вилират с этим Дамикуром сидел в кабачке «Веселая встреча». У меня там водится птичка. Та птичка слышала не всю беседу – так, кое-что. Но показалось птичке, что Вилират готовит побег – то ли себе, то ли кому другому. Вот такие услышались слова: «Все равно куда, лишь бы скорее». А чуть позже – слова Дамикура: «Нет, сегодня никак не выйдет». Еще деньги перешли из рук в руки, но про те деньги Вилират орал на весь кабак, что возвращает долг. А больше, командир, я ничего не знаю.
И Алки поспешил выполнять новый приказ, оставив Ларша в недоумении.
Конечно, сказанные слова могли относиться к чему угодно. Например, к торговым делам (хоть бы и контрабандным). Но если Вилират и впрямь затеял побег...
– Человек продает дорогую вещь, – сказал он вслух. – Вещь уже у покупателя. Еще не торговались, цену не назначили. А торговец готов сорваться в бега? Как можно скорее?
– А кто покупатель? – спросила Авита, которая не знала, о чем идет речь.
– В том-то и дело, что Хранитель. Помнишь гадскую вазу? Ее Вилират продает.
– А если ваза проклята? – вопросила Июми таким голосом, словно рассказывала страшную сказку. – На моих островах человек, который хочет навредить соседу, подбрасывает ему еду или одежду, которую прокляла колдунья.
Ларш хотел рявкнуть на Июми, но сдержался. Кто их знает, колдунов... не островных, а здешних, грайанских...
– Вот что, – сказал он, – поговорю с этим странным лавочником. Июми, пойдем со мной, тебе не мешает получше узнать город. Авита, у тебя много работы с портретами?
– Совсем нет.
– Тогда пойдешь с нами. Глянешь глазом художницы – вдруг этот Вилират нам где-нибудь встречался...
* * *
Когда Фагрим выбрался из подвала, наверху его ждал Мирвик.
В другое время «лекарь мертвых» приветливо встретил бы парня, которого «лисы» считали почти своим. Но сейчас он был угнетен тем, что пришлось вскрывать изорванное тело старого приятеля, с которым вместе и работали, и гуляли по кабачкам.
Потому Фагрим хмуро спросил:
– Тебя кто сюда пустил?
– Я сказал «крабам», что у меня дело к особому десятку, – невозмутимо отозвался Мирвик.
– Соврал?
– Не совсем. Дело и впрямь есть. К тебе. Понимаешь, дали нам... театру, то есть... обезьяну. На время.
– Обезьяну? Для спектакля?
– А то! Для «Даров из-за моря». Зверюга дорогая, случись с нею что – не расплатимся. А она, понимаешь, лапу наколола. И вокруг ранки такое красное напухло. А мы не знаем, как быть и что делать. Если заболеет или, храни Безликие, сдохнет... что хозяину скажем?
– А ко мне зачем прибежал?
– Полечил бы ты ей лапу, а?
– Сдурел? Знаешь ведь, я давно никого не лечу.
– Так то ж не человек, то обезьяна! На них разве проклятье действует?
– Тем более! Что я понимаю в обезьянах?
– А кто в них понимает? Выручай, Фагрим!
– Других врачей в Аршмире нет?
– Другой врач меня с лестницы спустит, если я его к обезьяне позову. А ты... говорил мне один дружок: мол, Фагрим, когда мусорщиком работал, еду, заработанную за день, делил со старым псом, что к нему прибился. А как обзавелся работой и жильем, того пса к себе взял. Ты ведь жалеешь зверье, Фагрим!
«Лекарь мертвых» смутился:
– Да... тут ты меня поддел. Животных я и впрямь люблю, они проще и чище людей, а хвостатый дурень Лопух – мой лучший друг. Но не боишься ли, Мирвик, что проклятие все-таки подействует и обезьяна сдохнет? Не пришлось бы театру за нее платить!
Это Мирвику явно не приходило в голову. Парень тяжело вздохнул и повернулся, чтобы уйти.
– Постой? – окликнул его Фагрим. – Обезьяна кусачая?
– Нет, – обернулся Мирвик. – Еду берет из рук.
– Подожди здесь. Я руки вымою, куртку накину, возьму куртку с мазями, холст для перевязки. Посмотрим на твою зверушку. Если что, ты ей лапу намажешь и перевяжешь. Вроде ты ее лечишь, а не я.
* * *
Вилират после вчерашнего разговора с контрабандистом извелся ожиданием. Измучился. Истомился.
Дамикур сказал: «Не раньше завтрашнего вечера, а вернее – послезавтра». Задаток взял и исчез.
И нельзя побежать к нему, нельзя поторопить. Надо помнить про бернидийскую слежку. Пришлось открыть утром лавку и что-то невпопад отвечать единственному покупателю. Вилират ничего не ел со вчерашней встречи с Дамикуром – ему не шли в голову мысли о еде. Он то начинал суетливую уборку в лавке, то пытался проверить записи за прошлый месяц, но все дела бросал на середине.
Когда дверь без стука распахнулась и на пороге встал стражник с черно-синей перевязью на груди, вся пытка последних дней ударила Вилирату в голову и на миг лишила рассудка.
Лавочник сделал самое глупое, что можно было в такой ситуации: завизжал и ринулся в окно.
Ну как – «ринулся»? Сунулся в окно – и застрял, зацепившись за что-то курткой.
Тут же стражник ухватил его за пояс и рывком вернул обратно в комнату. Вторым рывком развернул его лицом к себе.
За короткие мгновения неудавшегося побега в комнате прибавилось народу. За плечами стражника стояли две девицы. Но Вилират их заметил краем глаза. Внимание бедняги принадлежало ужасному стражнику.
– Ларш Ночная Волна, – сурово представился тот. – Командир особого десятка. Будем признаваться?
До этого момента он держал Вилирата за ворот рубахи. Сейчас выпустил – и лавочник мешком опустился на пол. Нет, это не было попыткой пасть на колени. Просто ноги стали непослушными.
Стражник Ларш приподнял Вилирата и подтолкнул в сторону скамьи. Тот
