Владимир Михановский - Самое таинственное убийство(Терра)

На Красной планете, где он обитал, в последнее время стало неспокойно. Толпы фертачников — злостных наркоманов, прежде ютившихся по предместьям да в освоенных уголках пустыни, заполонили Город, оккупировав даже центральную магистраль — проспект Скиапарелли, где Рабидель жил. Из окна он мог наблюдать толпы несчастных в невероятных лохмотьях. Иные бесцельно прогуливались, остальные просто валялись на асфальте, мешая уличному движению. Некоторые размахивали самодельными плакатами, на которых были изложены бессмысленные и дерзкие требования к Межпланетному совету. Рабидель, впрочем, мало знал фертачников, лишь раз в жизни ему довелось столкнуться с ними нос к носу. Это было ужасно: только чудом ему удалось избежать гибели.

Так и не дождавшись партнера, марсианин решил вернуться в гостиную. Здесь веселье вышло на новый виток, даже Завара пустился в пляс. Он кружился с Даниель — этой своей пассией, ставшей притчей во языцах. По лицу юбиляра блуждало слабое подобие улыбки. То ли анархистская, то ли просто козлиная бородка задорно прыгала вслед музыкальным тактам.

Когда все шумно уселись за стол, Завара неожиданно поднялся.

Разговоры затихли.

— Богом клянусь, я заслужил эти почести, — произнес он, показывая на видеостенку, где безмолвный монарх с обреченной покорностью постукивал по немому микрофону. — Все мои труды посвящены пространству и времени, и надеюсь, что они оставят след в науке. Но по иронии судьбы главное открытие я сделал недавно, уже после награждения. Оно — вершина, к которой я карабкался долгие годы. Как говорится, сквозь тернии к звездам… Я отдал этому открытию все, что мог: здоровье, молодость… иллюзии, наконец. А это, может, самое дорогое у человека. Не улыбайтесь, — повысил он голос, хотя никто и не думал улыбаться. — Человек без иллюзий и веры — это дерево с обрубленными ветвями. Я выстрадал право на открытие, и оно принадлежит мне, и только мне! — Последние снова Завара почти выкрикнул.

Каждый из сидящих за столом понимал эти слова по-своему, и у каждого они вызывали в душе собственный резонанс.

— Не понимаю… — начала шепотом Мартина, но Эребро тронул девушку за руку, и она замолчала.

— Сейчас вы познакомитесь с будатором — моим детищем. Познакомитесь все. Каждому известно, что структура вселенной зернистая, квантовая. И пространство, и материя, и время состоят из кирпичиков, который некий искусный каменщик сложил в единое целое миллиарды лет назад. Кто он? Природа вещей? Господь Бог? Назовите как хотите, это не меняет существа дела. И не лекцию я вам читаю — большинство из сидящих в ней не нуждаются — а просто хочу в нескольких словах поделиться своими взглядами на мир, в надежде, что они представляют некоторую ценность. Мельчайшие частицы материи — кварки — как вы знаете, давно расщеплены, хотя некогда считалось, что они неделимы. А вот с хрононами — элементарными частицами времени — мне, скажу честно, пришлось повозиться.

В гостиной установилась мертвая тишина, каждый понимал, что сейчас произойдет нечто незаурядное. А Арнольд Завара продолжал:

— Каждая крохотная частичка времени оказалась, как я и предполагал, окруженной мощнейшим защитным полем, словно ядро ореха скорлупой. Природа умеет беречь свои последние тайны! И все-таки мне удалось, черт возьми, разгрызть орешек и добраться до ядра, до сердцевины времени! — Завара пристукнул кулаком по столу.

Гости молча смотрели в его заблестевшие глаза. Даже шарообразные киберы застыли с предметами сервировки в щупальцах, жадно поглощая необычную информацию, до которой каждый белковый был столь охоч. Сильвина хотела сделать им замечание, но не решилась помешать Заваре. Задумавшись о своем, она пропустила часть речи Арнольда и очнулась только тогда, когда он произнес:

— Таков мой сюрприз, который я обещал вам.

— Значит, каждый сможет войти в кабинет и ознакомиться с этим аппаратом? — переспросила Даниель. Мишелю показалось, что ее глаза, и без того огромные, стали еще больше.

— Именно так, — кивнул Арнольд. — Можете туда ходить хоть в одиночку, хоть группами, а потом задавать любые вопросы. Включенный мной аппарат будет стоять посреди комнаты.

— Папа, а будатор не опасен? — спросила Мартина.

— Нет. Пользоваться будатором так же безопасно, как рассматривать амёбу под микроскопом. Только здесь вы будете разглядывать не микроорганизмы, а картины, порожденные памятью пробудившегося времени. Вы — первые из людей, кто увидит это. Вам будут завидовать потомки.

— Осколки вселенной, перемешанные в кашу, — проговорил Эребро, как бы размышляя вслух, и покачал головой. — Пространство и время, раздробленные в прах! Разбуженное время…

— Ожившая память столетий! — восторженно подхватил Арсениго Гурули.

— Довольно, — жестом прервал Завара сыпавшиеся с разных сторон реплики. — Я сам помню газетные заголовки. На три четверти газетчики врут, а на четверть — перевирают. И часто из-за них… Ну, ладно, — провел он ладонью по глазам, словно отгоняя наваждение. — Имейте только в виду, что прибор не доведен до конца, хотя остались, в сущности, пустяки.

— Арнольд, успокойся, — произнес Делион. — Мы верим в твой гений. Но те мельчайшие осколки, которые образуются в приборе… Их энергия фантастически высока.

— Неужели ты думаешь, Атамаль, что я не позаботился о безопасности наблюдателя? — перебил Завара. — Дурного же ты обо мне мнения. Шар окружен защитным полем.

— Каков запас прочности энергетического барьера? — спросил деловито Рабидель.

— Минимум стократный.

— Отлично, отлично, — потер руки марсианин.

Вместе с этими словами кончили бить напольные часы, стоявшие в углу гостиной.

— Я ждал двенадцати, чтобы народился новый день! — торжественно произнес Завара. — Сейчас я включу будатор, уже заряженный рабочим веществом, и это будет начало новой эры!..

— А что взято в качестве рабочего вещества? — поинтересовался Делион.

— Хороший вопрос, — кивнул Завара. — Дело в том, что мой аппарат должен в принципе пробуждать память любого вещества, в каком бы состоянии оно ни находилось. Это могут быть, полагаю, любые частички. Ну, а внешняя форма… Она может быть любой. — Он обвел взглядом стол. — Годится вот эта кожура банана, стакан, ложка. Короче, любой предмет. Ведь атомы вокруг нас в большинстве своем не разрушаются, а только рекомбинируются, перегруппировываются. Помните, у Омара Хайяма? Звонкий кувшин из обожженной глины, — а когда-то это был падишах. Ну, вот. Я вышел из головного корпуса и зачерпнул немного земли из клумбы перед центральным входом. Ждите меня!