Кровавая плата - Таня Хафф
В фойе никто не поджидал, чтобы разузнать о причинах шума, и Генри покинул здание чуть ли не в приподнятом настроении.
На улице было холодно. Он чуть туже замотал шарф вокруг шеи и поднял воротник. Благодаря своей природе Генри был не столь восприимчив к холоду, но ему по-прежнему не доставляло удовольствия, когда холодный ветер пробегал по спине. Полы кожаного плаща били его по ногам. Он дошел до конца короткого квартала в направлении Блур-стрит, повернул на восток и направился домой.
Хотя был уже почти час ночи четверга, а весна в этом году решила не радовать ранним приходом, улицы не пустовали. Вдоль восточно-западной оси города стабильно двигались автомобили, а чем ближе Генри подходил к Янг и Блур-стрит, центральному перекрестку Торонто, тем больше людей встречалось ему на пути. За что он обожал Торонто, так это за то, что город никогда не спал. Поэтому он и купил квартиру как можно ближе к центру. В двух кварталах от Янг он свернул на круговой проезд и направился к двери своего дома.
В свое время ему доводилось жить в замках самой разной наружности, было на его счету несколько частных усадеб и даже парочка крипт, когда совсем припекало. Но впервые за столетия он жил в доме, который подходил ему как нельзя лучше, в квартире, купленной им в центре Торонто.
– Добрый вечер, мистер Фицрой.
– Добрый вечер, Грег. Есть новости?
Охранник улыбнулся и нажал кнопку разблокировки дверей.
– Тихо, как в склепе.
Генри Фицрой приподнял бровь красновато-золотистого оттенка, но подождал, пока дверь не откроется и звонок не прекратит пронзительно пищать. Только тогда он спросил:
– А вам откуда известно?
Грег ухмыльнулся.
– Я работал охранником на кладбище Маунт-Плезант.
Генри покачал головой и тоже улыбнулся.
– Мне стоило догадаться, что у вас и на это найдется ответ.
– Стоило, сэр. Доброй ночи, сэр.
Тяжелые стеклянные двери затворились, отрезая возможность продолжить беседу. Грег вернулся к своей газете, Генри помахал ему, желая доброй ночи, и повернулся к лифтам. Но тут же остановился. Он обернулся и уставился через стекло.
«ПО ГОРОДУ БРОДИТ ВАМПИР»
Губы Грега двигались, пока он читал. Затем он положил газету на стойку, пряча заголовок.
Мир Генри сузился до четырех слов. Он толкнул дверь.
– Что-то забыли, мистер Фицрой?
– Ваша газета. Дайте взглянуть.
Напуганный его тоном, Грег отреагировал на приказ и пододвинул газету вперед, пока Генри не выхватил ее у охранника прямо из рук.
«ПО ГОРОДУ БРОДИТ ВАМПИР»
Медленно, без резких движений Грег отодвинул назад стул, стараясь как можно больше увеличить расстояние между собой и человеком по другую сторону стойки. Он не до конца понимал почему, но за свои шестьдесят три года и две пройденных войны он ни разу не видел выражения сродни тому, что сейчас искажало лицо Генри Фицроя. И он надеялся никогда его больше не увидеть, поскольку отражавшаяся в нем злость была нечеловеческой, а страх, который она вызывала, был больше, чем способен выдержать человек.
Господи боже, пусть только он не обратит ее на меня…
– Эм… мистер Фицрой…
Карие глаза, напоминавшие замерзший дым, оторвались от чтения. Оторопевший от столь напряженного взгляда, трясущийся охранник сглотнул раз-два, прежде чем сумел закончить предложение.
– …можете, эм… взять газету.
Страх в голосе Грега проник сквозь ярость. Страх означал опасность. Генри нащупал тщательно сконструированную цивилизованную маску, которую он носил поверх лица хищника, и силой вернул ее на место.
– Ненавижу подобного рода сенсации! – Он с размаху ударил газетой по стойке.
Грег подпрыгнул, и его стул ударился о стену. Дальше отступать было некуда.
– Журналисты, играющие на страхах публики, просто безответственные.
Генри вздохнул, пытаясь замаскировать гнев под патиной досады и раздражения. Четыреста пятьдесят лет практики заставят кого угодно поверить его маске, даже если в последнее время она налезала с трудом.
– Из-за них мы все выглядим плохо.
Грег вздохнул в ответ и вытер влажные ладони о брюки, хватаясь за это объяснение как за соломинку.
– Полагаю, писатели чувствительны к подобным вещам, – сказал он.
– Некоторые да, – согласился Генри. – Уверены, я могу взять газету?
– Конечно, мистер Фицрой. Хоккейные результаты я проверил первым делом.
Его мозг уже сглаживал увиденное, находил рациональные объяснения, которые делали ситуацию приемлемой, но охранник так и не пододвинул стул к стойке до тех пор, пока двери лифта не закрылись, а цифры на табло не стали расти.
Все мышцы Генри были напряжены, пока он пытался стоять неподвижно и концентрировался на дыхании, на том, чтобы контролировать свою ярость, а не позволить ей взять верх. В эту эпоху его вид выживал за счет того, что сливался с массами, а он потенциально совершил фатальную ошибку, в открытую выказав свою реакцию на заголовок. Позволить своей природе вырваться на волю в пустом лифте – одно дело, вреда не будет, но раскрыться перед простым смертным – совсем другое. Он, конечно, не ждал, что Грег вдруг начнет показывать на него пальцем и кричать: «Вампир!»
Смягчить ярость помогало чувство вины за то, что он напугал пожилого мужчину. Грег ему нравился: в мире равенства и демократии здорово было встретить человека, готового служить. Его отношение напомнило Генри о людях, работавших в поместье, когда он был ребенком, и пусть ненадолго, но вернуло его в те, более простые, времена.
Поставив все барьеры на место, Генри вышел из лифта на четырнадцатом этаже, придержал двери для миссис Хьюз и ее мастифа. Огромный пес прошел мимо него на негнущихся ногах, шерсть у него на загривке встала дыбом, из горла раздался грозный рык. Как всегда, миссис Хьюз принялась издавать извиняющиеся звуки.
– Я правда не понимаю, мистер Фицрой. Обычно Оуэн – милейший пес. Он никогда… Оуэн!
Мастиф, весь дрожа от желания напасть, встал между хозяйкой и человеком в дверях, максимально увеличивая дистанцию между ней и угрозой.
– Не волнуйтесь, миссис Хьюз. – Генри убрал руку, и двери лифта стали закрываться. – Нельзя ожидать, что Оуэн полюбит всех.
За миг до того, как двери полностью затворились, он улыбнулся псу. Мастиф прекрасно распознал оскал и бросился вперед. Яростный лай постепенно затих, и Генри сумел улыбнуться более искренне.
Десять минут наедине с псом, и они бы уладили дело. Закон стаи прост – правит сильнейший. Но Оуэн всегда выходил в компании миссис Хьюз, а Генри сомневался, что она поймет. Поскольку он не хотел портить отношения с соседями, ему приходилось терпеть мастифа. А жаль. Он любил собак; чтобы поставить Оуэна на место, особых усилий не потребовалось бы.
Оказавшись в квартире и закрыв за собой дверь, Генри снова взглянул на газету и рыкнул.
«ПО ГОРОДУ
