День саранчи - Никита Велиханов
— А вернулась она скоро?
— Скоро. С полчаса, наверное, ходила. А может, и того меньше.
— А у нее ничего с собой не было? — с замиранием сердца спросил Витек.
— Нуда, сумка какая-то была. А в чем дело-то? — сторож был не в курсе утренних витькиных поисков.
Но Витька уже интересовало совсем другое. Он напялил шапку и бегом скатился с детдомовского крыльца — искать своего щенка. Где? Это не играло ровным счетом никакой роли. Далеко она его унести не могла — за полчаса туда и обратно.
В школу он, естественно, идти и не думал. Битых два часа он прослонялся по всем окрестным дворам и подворотням, расспрашивая людей у подъездов и у дверей магазинов — не видел ли кто-нибудь из них сегодня утром такого, знаете, щенка... Никто такого щенка не видел. Через два часа, окончательно отчаявшись, он потащился все-таки к школе, и вот там, возле самого школьного двора, нашел то, что искал.
Прямо к школе спускалась с пригорка неширокая, застроенная частными домами улица. Канализации на этой улице не было, и помои все выливали прямо на дорогу — манера, которая еще со времен основания школы неизменно возмущала школьное и вышестоящее районовское руководство. Руководство жаловалось на вопиющую антисанитарию в непосредственной близости от детского образовательного учреждения, писало петиции коммунальщикам, коммунальщики вежливо отвечали, что при первой же возможности попытаются эту проблему решить, но так, естественно, ничего и не решили.
Единственное, за чем они следили— это чтобы не забивался расположенный у самого окончания улицы, прямо напротив школы, зарешеченный водосток. Иначе весной и после обильных летних ливней мог начаться настоящий потоп.
Вот на этом-то водостоке и лежал большой серебристо-серый щенок. Лежал, свернувшись калачиком, и спал. У Витька словно гора с плеч упала. Нашел-таки, умница, самое теплое место на улице. Где снизу идет иногда пар — рядом, под большой дорогой шла теплотрасса, и вылитые в сток помои замерзали не сразу даже при самых сильных морозах.
Но когда Витек подошел поближе, он понял, что ошибся. Щенок был мертв. Он все делал правильно, он действительно искал самое теплое место на этой стылой улице, куда его принесла незнакомая ему и явно к нему нерасположенная женщина. Он надеялся продержаться у этого источника тепла — пусть тепла весьма относительного — до утра, когда за ним придет его новый хозяин. Но хозяин еще с вечера вымыл его теплой водой, и высохнуть как следует он не успел — с его-то густой и плотной шерстью. А если бы даже и успел, это все равно ничего бы по большому счету не изменило. Потому что сточная решетка оказалась ловушкой. Пар, который из нее поднимался в сильные морозы, не столько грел, сколько нес с собой влагу — и шкура у щенка была теперь ею насквозь пропитана, смерзшаяся снизу в единый ледяной пласт.
Он лежал на самом видном месте, так, что по дороге в школу — если бы он сразу пошел в школу — Витек не смог бы его не заметить. И Витьку показалось, что Людмила Ивановна нарочно принесла и положила его именно сюда, на самое видное место. Чтобы показать, ему, что...
Витек взвыл и бегом помчался обратно в детский дом. Он влетел в холл, не раздеваясь и не обращая внимания на крики нянечки прорвался в кабинет директора и стал бить кулаками по столу и, размазывая по лицу слезы и сопли, пытаться что-то объяснить, потребовать справедливости: чтобы эту садистку немедленно уволили с работы, чтобы ее посадили за жестокое обращение с животными, чтобы... Но голос директрисы мигом остановил его истерику.
— Ты почему не на занятиях? — спросила директриса.
«Ты почему не на занятиях?»
«Ты почему не на занятиях?»
«Ты почему не на занятиях?»
Витек повернулся и вышел, не обращая внимания на то, что она там говорит ему вслед. Он медленно пошел в спальню, выбросил из ранца все, что там было, и стал запихивать туда вещи — какие попались под руку. Потом достал из тайничка под плинтусом деньги. Очень немного денег — все, что ему удавалось выиграть в школе в карты. Он неплохо играл в карты.
Потом он аккуратно оделся, забросил ранец за спину и снова вышел в коридор. В коридоре он повернул не налево, к выходу, а направо, туда, где была воспитательская. В воспитательской сидела Людмила Ивановна, одна, и все так же спокойно, все так же улыбчиво и ласково смотрела на Витька. Улыбчиво и ласково.
Витек, ни слова не говоря, подошел к ней почти вплотную и, коротко и страшно, как в отчаянной уличной драке, ударил ее снизу в кончик носа. Людмила Ивановна, даже не успев удивиться, опрокинулась назад и упала, ударившись головой — правда, не слишком сильно — об угол стола. Витек вытер костяшки правой руки о пальто, развернулся и быстро пошел к выходу. По коридору навстречу ему бежала, растопырив руки, директриса, но он ловко увернулся от нее и выскочил во двор. Во дворе он не стал мешкать, а сразу завернул за угол детдома, перелез через забор и спрыгнул по ту сторону на груду строительного мусора. Пройдя через стройку, он вышел на трассу, сел на автобус и поехал в сторону вокзала. И там же, в автобусе, на четвертой или пятой остановке, он подошел к задней двери и выбросил через закрывающуюся дверь в урну тяжелый свинцовый наладонник.
***
Жизнь, которая началась у Витька с этого февральского дня, жизнью можно было назвать весьма условно. Потому что называлось это иначе — борьбой за выживание. Первая проблема была — где и как достать деньги. Попрошайничать Витек не умел и не хотел даже пробовать, хотя кое-кто из детдомовцев время от времени промышлял этим способом и промышлял неплохо. Для того чтобы устроиться хоть куда-нибудь на работу, нужны были, соответственно, хоть какие-нибудь документы. А документы — свидетельство о рождении и что там еще — остались у директрисы в сейфе. Да если бы даже они и были. Его наверняка станут искать, причем вовсе не для того чтобы погладить по головке. Людмилу он, конечно, не убил, хотя стоило бы. Но сотрясение мозга ей устроил наверняка.
