Эрве Жюбер - Кадриль убийц

— Что это? — спросил он недоуменно. Колдунья сунула предмет в рот и, дунув в него, начала наигрывать первые ноты «Запретных игр».

— Это — о-ка-ри-на, — сказала она, положив предмет на стол. — У меня такая была в детстве. Я почти забыла, что они еще существуют.

«Женщина в пончо и с окариной», — с печалью подумал молодой человек.

Глиняная флейта, похоже, была колдовской, поскольку рядом с их столом уселись три музыканта и затянули древнюю балладу. Мартино раздражало не их присутствие у стола, а то, что могут подумать о них за соседними столиками…

Колдунья что-то шепнула на ухо одному из гитаристов, который кивнул, передал ее слова остальным и пронзительным голосом затянул:

— Мехико! Мехииикооо!

Сидящие за остальными столиками подхватили мелодию Луиса Мариано. Их хор, наверное, был слышен и на зокало.

Даже официанты не остались в стороне. Только Мартино не принимал участия в общем веселье. Он вспоминал о партии в пелоту. Он отыскал место рядом с императорской ложей, остававшейся пустой до начала игры. Потом появился Монтесума. Толпа знати приветствовала его. Следователь испытал настоящий шок, узнав в нем бобби, который нокаутировал его, пока Роберта гналась за Потрошительницей под куполом Святого Павла. Значит, Монтесума был четвертым убийцей. Но еще более сильный шок последовал, когда он увидел рядом с императором фигуру в серо-антрацитовом костюме. В ложе Монтесумы сидел майор Грубер. И судя по яростным аплодисментам, которыми он приветствовал игроков в пелоту, ему нравилось сидеть там.

Гитаристы повернулись к Мартино, словно пытаясь отвлечь его от мрачных мыслей, и затянули специально для него:

— Мексиканское приключение длится неделю под солнцем Мехико. — Потом яростно ударили по струнам. — Но какая неделя и какое крещендо!

— Оле! — подхватила Роберта.

Антонио Палладио созерцал прямоугольник девственного леса длиной в три и шириной в один километр, который тянулся позади дворца. Зверинец от безопасной части парка отделяла десятиметровая стена. По ее верху в камень были заделаны острые керамические осколки. Только два строения возвышались над вершинами деревьев: деревянная крыша монументальной вольеры и последний этаж пирамиды, поглощенной лесом.

— Вы опять проиграли, — сказал человек позади него.

Патолли было одним из любимейших занятий императора после охоты и жертвоприношений. Но Палладио надо было остаться наедине с гостем. Венецианец попросил Монтесуму оставить их, и тот сразу же покинул помещение. Второй принялся расставлять бобы на шахматной доске.

«Если этот человек мошенник, — сказал себе Палладио, — значит, он сошел с ума».

— Партию, граф?

Палладио подвинул свое кресло к игорному столику.

— Лучше поговорим.

Гость взял боб и машинально надкусил его. Он предпочитал сыграть еще одну партию в патолли.

Он явился к мебельщикам дворца утром. Только пустельги могли преодолеть лабиринт, и теночтитланцы использовали этих посланниц для общения с императором. Послания с центральной площади получал Палладио. Монтесума, холерический баловень судьбы, не умел управлять императорским дворцом.

Граф не ожидал получить записку, написанную якобы рукой Дьявола. Но тот действительно ждал на зокало, когда за ним явится эскорт. Через полчаса идеальный двойник майора Грубера уже разместился в доме убийц с запасным костюмом и зубной щеткой.

Монтесума провел вторую половину дня с гостем, наблюдая за партией в пелоту. Ла Вуазен, к счастью, его не видела. А только что родившаяся Потрошительница пока интересовалась делами этого мира, а не своим прежним воплощением.

После кражи пактов из Либрерия Марчиана и исчезновения господина Симмонса Палладио изучил Криминальный отдел. И знал, что его мозгом был человек в антрацитовом костюме. Оба следователя, которые преследовали «Кадриль» с примерным рвением, работали на того, кого величали майором.

Венецианец так и не сумел узнать, за какие военные подвиги ему присвоили это звание. Впрочем, разве он не провозгласил себя графом, будучи отбросом общества, он, Стриж, воспитанник Тревизано?

Этот человек мог быть Дьяволом, принявшим облик Грубера, или Грубером, решившим сойти за Дьявола. Но ничего нельзя было предпринимать, чтобы удостовериться в его личности до церемонии вызова. Если это мошенник, он успеет поплатиться за наглость.

Пока граф считал, что Фулду не оставалось ничего иного, как двинуть свою пешку на поле «Кадрили». Может ли лабиринт остановить Дьявола? И берет ли он с собой зубную щетку?

— Разговоры… — вздохнул его гость. — Вы приобрели к ним вкус у иезуитов, если не ошибаюсь? Кюре любят поболтать.

Для облегчения дела граф все же решил, что будет обращаться к нему как к Дьяволу. Так легче оценить таланты актера Грубера.

— Вы выглядели иначе… в ночь накануне праздника Искупителя, — начал венецианец.

Человек неожиданно расхохотался.

— Собираетесь меня допрашивать, Палладио? Хотите удостовериться, что я тот, за кого себя выдаю? Не стану лишать вас сомнений, пока не состоится вызов по всем правилам. Но согласен ответить на… — он посчитал по пальцам, — три вопроса. Первый: как я выглядел, когда явился перед вами во время нашей последней встречи?

Палладио кивнул.

— Я был в рясе доминиканца, монаха, болевшего лихорадкой. За образец я выбрал Савонаролу. Кстати, подарок: даю ответ по поводу всей «Кадрили». Джеку я явился в облике лорда-развратника, содомита. Я очень походил на его брата. — Гость облизал губы розовым языком. — Ла Вуазен, секундочку, сейчас вспомню… Там было много народа. Ах да! Классические аксессуары: козлиные голова и ноги, крылья летучей мыши, дым и прочее. Что касается Монтесумы, нашего дорогого Монтесумы… Быть может, этот из всей четверки более всего рассмешил меня.

— Император никогда не распространялся о том, как проходила ваша встреча.

— Неужели? — Гость действительно прочел в мозгу графа, что тот ничего не знал. — Надо вам рассказать. Смешная история. И это уже второй вопрос.

Человек в сером встал и принялся расхаживать по комнате. Потом остановился у треугольного окна и приступил к рассказу:

— Я услышал об ацтекской империи от испанцев. Тот мир уже не давал примеров тех чудесных цивилизаций, которые потчевали своих богов декалитрами человеческой крови. Поэтому я предстал перед Монтесумой и объявил ему, что Кортес, которому Мехико уже принадлежал, собирается на заре казнить его. Истинная правда. И я сделал ему свое… предложение.

— В кого вы загримировались?

— В химеру. Голова стервятника, тело льва, лапы крокодила. Этих зверюшек император холил в своем охотничьем заповеднике. Воздействие было великолепным и ужасающим, тем более что все происходило на вершине пирамиды Тлалока. — Он указал на сооружение, затенявшее дворцовый двор. — На подлинной пирамиде.