Людмила Милевская - Восход Черной луны

Девушка нажала небольшой выступ на боковой поверхности медальона, и крышка плавно, как микролифт магнитофона, открылась. Внутри медальона лежала прядь черных, как вороново крыло, волос. Девушка поспешно захлопнула крышку.

— Из чего он сделан? — не столько из интереса, а скорей чтобы скрыть неловкость спросила Ирина.

— Я думала, из серебра, — охотно ответила Елена Петровна, — но оказалось, что это не так. Когда-то давно, когда Андрей, мой сын, был еще школьником, девятиклассником, — при этом воспоминании добрая улыбка тронула губы женщины, — он ночью снял с меня медальон и отнес к соседу-ювелиру, чтобы тот вставил в него полудрагоценный камушек, купленный в комиссионке на собранные от кино деньги. Хотел сделать мне сюрприз. Но я так запаниковала, обнаружив пропажу, что Андрюша вынужден был сознаться. Я тут же побежала к соседу и, когда забирала свою реликвию, выслушала мнение о том, что только идиоты изготавливают ювелирные украшения из титана. Бедняга затупил свои инструменты, но так и не смог сделать нужного для камушка углубления. Помнится, он был очень удивлен.

Закончив рассказ, Елена Петровна замолчала. После ее оживленного голоса наступившая тишина казалась гнетущей.

— Ну, я пойду? — почему-то нетвердо спросила Ирина.

— Да, конечно, — согласилась гадалка. — Прощай, золотая, точнее, до встречи. Да, да, до скорой встречи.

Девушка поднялась со стула и направилась к выходу, но тут же была остановлена взволнованным голосом хозяйки:

— Постой!

Елена Петровна метнулась к Ирине и с мольбой в голосе попросила:

— Надень медальон. Прямо сейчас, на моих глазах надень его.

Девушка нерешительно открыла коробочку и взглянула на покоящуюся на ее дне вещицу. Елена Петровна, заметив замешательство Ирины, взяла из ее рук подарок и сказала:

— Нагнись, я сама надену его.

Девушка послушно опустила голову и через секунду ощутила на своей груди непривычную тяжесть.

— Вот и все, — удовлетворенно воскликнула гадалка, — теперь я спокойна. Носи его, никогда не снимай. Я тебя очень прошу. А сейчас можно попрощаться.

И она неожиданно поцеловала Ирину в щеку.

Глава 18

Андрей впервые за много дней открыл глаза и тут же зажмурился. Яркая белизна больничной палаты ослепила надолго погасшее зрение. В ушах шумело и звенело. Казалось, его израненное тело отчаянно жаловалось своему хозяину на то, как жестоко с ним обошлись. Боль, становясь нестерпимой, достигла предела и вновь затмила проснувшееся было сознание, в котором заклубились неприятным вязким туманом мучительные видения.

Вот сосредоточенное, спокойное лицо Егора, уверенно выводящего штурмовик в атаку на яростно плюющую огнем и смертью спаренную зенитную установку, вот на серых, схваченных изморозью скалистых склонах расцветают чудовищные черные цветы разрывов их собственных снарядов, осыпая осколками стали и камня все живое…

Во всем существе Андрея была только война. Ее ставшие привычными жестокость и кровь — единственное, что воспринималось Арсеньевым как реальность. Он вновь и вновь переживал самые страшные и опасные моменты своей боевой жизни, переживал так, как будто все происходило наяву и снова грозило ему гибелью.

Черные отросшие за время беспамятства пряди волос Андрея разметались по белизне больничной подушки, на лице его выступили капельки пота. Скованное гипсом и растяжками тело было неподвижно, и лишь голова металась из стороны в строну, а пересохшие, потрескавшиеся губы выкрикивали слова команд, перемежающиеся крепкими мужскими словцами.

Молоденькая медсестра, заглянувшая в палату Андрея, некоторое врем с изумлением наблюдала за пациентом, который вот уже месяц лежал неподвижно, не проявляя никаких признаков жизни, и теперь вдруг задвигался, заговорил.

Ей, как и всему персоналу отделения, было жаль этого красивого парня, летчика, хотя все они уже и не надеялись, что он когда-нибудь выйдет из комы. Она попятилась назад и опрометью бросилась по коридору к ординаторской, чтобы сообщить удивительную и радостную новость, — пациент ожил.

Андрей словно почувствовал тот момент, когда врачи, медсестры и даже практиканты отделения сбежались в его палату. Он открыл глаза и ясным, незатуманенным взглядом обвел лица склонившихся над ним. Взор его, скользнув по людям в белых халатах, вдруг словно зацепился за что-то очень важное.

Глаза! Да, да, глаза! Снова эти глаза! Это они!

Это их он видел тогда, во время страшного падения вертолета.

Огромные черные глаза молоденькой девушки-практикантки смотрели на него с интересом и сочувствием. И хотя волосы ее были прикрыты белой шапочкой, Андрей уже знал, что они светло-рыжие, цвета спелой пшеницы.

Он не отрываясь смотрел на это прекрасное юное лицо и вдруг осознал, что долго находился между жизнью и смертью и что вернулся в бытие лишь благодаря невероятному усилию этого хрупкого существа.

Оно, это невесть откуда взявшееся создание, сначала твердо сказало костлявой «нет!», и курносая отступила, но вновь повторила атаку, и тогда этот ангел-хранитель, попросил Андрея: «Не уходи!», так попросил, что Андрей не смог, не посмел ослушаться и остался, несмотря ни на что.

«С этим лицом, с этими глазами я умирал и с ними же вернулся к жизни», — удовлетворенно подумал Андрей и вдруг застонал, не в силах выдержать новой волны боли, внезапно накатившейся на него.

Последнее, что он услышал, были слова:

— Сестра! Немедленно морфин. Не хватало после комы болевого шока…

Когда Арсеньев очнулся вновь, лекарства уже надежно держали боль в узде. Палата была пуста, но лицо милой незнакомки, той, что заставила его жить, стояло у него перед глазами. И он улыбнулся этому лицу, в котором нежданно сосредоточилась вся его жизнь.

Ирина сама не могла объяснить, что с ней произошло. Ни с того ни с сего ноги вдруг понесли ее в госпиталь. Уже подходя к КПП и доставая пропуск, она, словно очнувшись, подумала:

«Сегодня же у меня нет дежурства».

На всякий случай она спросила у охранницы, какое число и день недели, и уже уверенно заключила:

«Ну, точно нет. Так какого же лешего я притащилась сюда?»

В холле отделения она столкнулась со старшим врачом Архиповым Николаем Николаевичем, видимо, очень спешившим.

— О! Соколова! Ты что так поздно? — строго спросил он.

— Скорее уж слишком рано, — огрызнулась она.

— Сегодня вообще не моя смена.

— Тогда что ты здесь делаешь?

— Сама не знаю, наверное, соскучилась. Во всяком случае других предположений у меня нет, — задиристо ответила она Ник-Нику.