Меч Святогора - Владимир Альбертович Чекмарев
— «За Перышко» —, почти нежно ответил ветеран… и вежливо испросив на такой случай водки, начал свой рассказ.
Баллада о тяжелом пулемете
1950 год Корея. Наджин
Ехали мы как-то, помогать братскому Корейскому народу отбиваться от империалистических агрессоров. В группе было пятнадцать человек: Десять мастеров с заводского полигона, включая меня, Начальник, Зам по политчасти, двое военпредов и товарищ сами понимаете откуда. Ехали на поезде от самого Новосибирска и хотя было нам всем строго на строго приказано, что мол спиртного ни-ни! Но у нас сами понимаете было, а когда кончалось, то Русский мастеровой всегда чего-нибудь изыщет, тем более солдатский телеграф сообщил, что в Наджине будем пересаживаться на пароход, то тем более народ заволновался, тут и на земле-то боязно по военному времени, так еще и в море повезут, так что по чуть-чуть не помешало.
Так как груз был секретный, на границе разбудили только начальство со свитой. Ну а мы как начали отмечать с вечера первую поездку за границу, так и не могли на радостях остановиться, ведь водка потребляемая дозами до ста грамм, полезна в любых количествах. Плюс повод был хороший, первый раз за границу попали. Ну вообще-то не у всех заграница была первая. Васька ездил в Польшу и Венгрию на танке, Мишка со Степаном пехом дошли аж до Берлина, ну а я так действительно первый раз. Повоевать не пришлось, так как сразу из ремеслухи пошел на пулеметный завод, что сейчас называется имени товарища Д., а когда пришли призывные года, то получил бронь как ценный специалист, так с тех пор на заводе и прижился, начальство ценило да и дело свое полюбил.
В Наджин приехали под утро, ну а наотмечались мы накануне так крепко, что проснулись только от дикого шума на улице, да и то не сразу. Часть ребят бросилась наружу, а я добравшись до тамбура просто выглянул из вагонной двери и увидел полную пургу с узорами. Наши вагоны загнали на какой то грузовой полустанок, где еще несколько эшелонов ждали разгрузки и все паровозы включая маневровые оглашали воздух тревожными гудками. Метрах в пятидесяти или чуть подальше по ходу эшелона, возле зенитки кучковалось наше начальство, туда же побежала часть народа, а я задержался в дверях засмотревшись на вроде бы совсем близкие, то ли невысокие горы, то ли высокие холмы. И тут из за их вершин бесшумно выскочила стая серебристых птиц, увеличиваясь на глазах они взревели и стали плеваться огнем. Это были американские самолеты.
Железнодорожные пути превратились в ад. Пули крупнокалиберных пулеметов и ракеты казалось летели со всех сторон и первое, что я осознал из увиденного это снесённый ракетным залпом вместе с расчетом, зенитный 37-миллиметровый полуавтомат и беспорядочно разбросанные тела и тут до меня дошло, что там только что стоял штаб нашей группы. Внезапно наступила тишина. Нет не полная, ибо раздавались крики и трещали горящие вагоны, но не рвались больше ракеты, не стреляли зенитки и не гудели паровозы и главное прекратился грохот со стороны главного Наджинского железнодорожного узла и порта, там судя по всему работали самолеты покрупнее чем у нас. Внезапно кто-то потрогал меня сзади за плечо. Это был товарищ Чен, приданный нам сутки назад переводчик. Он не перенес вчерашнего застолья и мирно заснул на багажной полке нашего купе еще вечером, это его и спасло. Товарищ Чен был интересной личностью. По его словам он был из крестьян и три месяца отучившись на спецкурсах во Владике, был назначен переводчиком в отдел Штаба Корейской Народной Армии, занимающийся контактами с Советскими товарищами, но говорил он хоть и немного ломано, но с московским аканьем которое ни с чем не перепутаешь.
Играл в шахматы лучше разрядника Петьки, да и пистолет у него был какой-то не нашенский, чуть ли не японский. Чен оглядел панораму и сказал почти без всякого акцента: «Опять Империалисты применили свой любимый прием, прошли в притирку над горами на бреющем, на подходе заглушили моторы и ударили как всегда из за угла. А ведь был циркуляр из Генерального штаба, во все части ПВО. Сейчас американцы полетели на свой аэродром, где по тлетворной буржуазной привычке будут обедать, а часа в три вернуться назад, что бы все тут закончить».
— «Слушай, Чен, а ведь я знаю что зенитчики могут заранее знать о приближении самолетов, есть ведь средства предупреждения или как там они называются…»-
Чен иронично-мрачно посмотрел на меня и сказал:
— «Эти средства называются радиолокатор. Старый разбомбили неделю назад, новый догорает вон в том эшелоне и сегодня империалисты, судя по всему добили последние зенитные батареи на грузовой станции и в порту. Так что еще один налет и нам настанет хорек…»
Несмотря на общий трагизм ситуации, стоявшие рядом ребята заржали и тут меня осенило.
— «Ребята» — заорал я — У нас же «перышек» двенадцать комплектов и станки зенитные есть. Вот и встретим сук по нашему, по Русски'…
Проблема была в том, что все кто имел хоть какое то отношение к руководству погибли во время налета. Я был старшим техником, но это не давало мне прав командования и тут внезапно подсуетился Чен. Товарищ Чен внезапно оказался Старшим Полковником Министерства охраны безопасности государства, это была ого-го какая шишка и все местные прыгали перед ним как мартышки перед дрессировщиком тигров. Вообще то мы приехали в Корею, чтобы испытать в боевых условиях дюжину «Перышек». Перышком назывался — Дегтярёва, Шпагина, крупнокалиберный модернизированный пулемёт образца 1946 года, и он был призван заменить в войсках старый добрый ДШК 1938 года.
То есть в нашем вагоне были сложены в опечатанных купе двенадцать пулеметов с двумя станками к каждому (пехотным и зенитным) и по десять пятидесятипатронных коробов с патронами, соответственно на каждый пулемет. Товарищ Чен официально обратился ко мне за помощью, как к единственному выжившему из старших по званию, так сказать. Ох, знал бы я как меня подставил хитрый азиат…
Нам дали в полное распоряжение полсотни свеженьких сержантов — инструкторов, направляющихся в дивизионные пулеметные школы и по счастливой случайности оставшихся без паровоза, да и честно говоря без эшелона тоже. Старший полковник Чен объяснил, что единственное наказание которое я могу применять к неумехам и саботажникам, это расстрел на месте и необходимые бумаги он уже подписал. Корейские сержанты настолько прониклись серьезностью момента, что выполняли любое указание молниеносно
