Руслан Галеев - Радио Хоспис

– Ну что, курсант Бекчетов, пора и нам? – усмехнулся Скальпель.

Что ж, старина Готфрид снова был тем, кем был. Он прошел неплохой путь по карьерной лестнице, оперировал перед восхищенными студентами, был вхож в высшие слои общества, сумел найти женщину и дом с занавесками на окнах. Это как гардероб, который со временем наполняется вещами: летний плащ, осеннее пальто, полушубок на зиму. А в самом дальнем углу висит невзрачная солдатская шинель на все времена года, и ни одна проклятая моль не смеет к ней приближаться. И вот настал момент, старый солдат перетряхнул гардероб, и оказалось, что, кроме этой шинели, у него ничего нет. Все остальное осыпалось, поеденное молью.

Когда на биржах осыпаются курсы акций, обанкротившийся банкир пускает в лоб пулю. Когда в гардеробе солдата осыпается весь нажитый в мирное время скарб, он достает из рукава шинели скатанный вещмешок и ждет нового назначения. Вот и все.

– Подождем еще немного, – сказал Стас и взял с тарелки панини. На самом деле он был не таким уж и черствым. – Помнишь то утро, когда все началось?

– Трудно забыть. – Скальпель достал из кармана золотой портсигар, вытащил из него сигарету. Стас поднес ему зажигалку. – Нас подняли по тревоге, раздали винтовки и кортики, а потом держали полдня на плацу, на солнцепеке. Ждали приказа…

– Но его уже некому было отдавать, – кивнул Стас, – все высшее морское командование болталось на фонарных столбах вместе с полицейским руководством и партийными ублюдками. Когда мы узнали об этом, мы дали слово, что в конце концов, что бы ни случилось, найдем друг друга.

– Да. – Скальпель рассмеялся.

– Почему ты смеешься?

– Вспомнил… Бедолага Шрам оставлял сообщения в каждом городе на главпочтамте. Даже там, где главпочтамты были разбомблены. Оставлял кучу надписей на камнях. Мы так ни одного и не нашли.

Стас улыбнулся, покачал головой и сказал, обращаясь к Алисе:

– Да, это очень похоже на Шрама. Он весь в этом. Я как-то собрался съездить в один из уцелевших городов. Шрам рассказывал о нем. Хотел найти эти надписи. Но… так и не собрался.

– Хорошо, что у Готфрида есть такие друзья, – тихо сказала Алиса. – Все вы. Гардемарины.

– Мы уже давно не гардемарины, – снова покачал головой Стас и вспомнил слова Шрама, сказанные в «Бескозырке»: – Мы просто друзья.

– Так к чему ты это, Стас? Про то утро… – спросил Скальпель.

– К тому, что того слова никто не отменял. Нам пора. Поехали.

Алиса встала из-за стола первой. Стас посмотрел на нее снизу вверх, и она была прекрасна. Она стоила всего этого. Всего того, что предстояло им этой ночью и в грядущие дни. Данное когда-то слово – и она.

– Перед домом остановилась какая-то машина, – скрипучим голосом проговорил Захария. – В салоне, кажется, трое. Посмотрите на них! Эти болваны обучены ловить людей в многоквартирных домах, они понятия не имеют, как это делается в особняках. Сидят, ждут…

– Погреб готов? – спросил Стас.

– С момента покупки дома, – усмехнулся потрескавшимися губами Захария. – Ваш отец хорошо меня учил.

– Скальпель, еще раз объясни мне. Винный погреб соединен со стоковым коллектором, который выводит на ту сторону улицы, правильно?

– Точно.

– Как раз к тому ужасному автомобилю на той стороне дороги, – подтвердил Захария.

– Это он с виду ужасный, – усмехнулся Стас. – Но у него резвое сердце.

Когда он подходил к двери в погреб, Скальп окликнул:

– Стас! – И, спустившись на несколько ступеней вниз, проговорил еле слышно: – Стас… Слушай… Я не говорил тебе, были причины. Но десять дней назад я был свидетелем… одного очень мерзкого дела. Случайным. В общем, думаю, так просто с меня не слезут…. И если найдут – церемониться не станут. Так что, если со мной что-то случится…

– Ладно, – кивнул Стас, – это мы тоже учтем. Подробности расскажешь потом. Сейчас главное – выбраться из города.

Такие погони нужно снимать в фильмах. Ради таких погонь нужно снимать фильмы.

Два аса, два мастера высшего класса сжимали в ту ночь баранки своих автомобилей – потрепанного серо-голубого «Плимута» и блистательно-черного джентльмена марки «Шевроле». Два стальных сердца молотили своими поршнями под разгоряченными капотами и рвали темноту ночи лучами своих фар. Дворы и улицы, переулки и арки домов отлетали назад, как отработанные гильзы от ствола пулемета. Стас знал их как свои пять пальцев, а шофер «Шевроле» знал свое дело. И все же однажды Стас едва не оторвался, едва не ушел в лабиринт переулков неподалеку от площади Вильгельма Телля. Чертыхаясь, он слегка унял яростное сердцебиение резвого мотора, чтобы черный красавец снова сел ему на хвост. И полетел за ним в ночь, играющую тысячью искр отраженного снежинками света фар. Чем дальше от вокзальной площади, тем лучше. И погоня должна была продолжаться, пока, выбравшись через задний двор, Алиса, Скальпель и задыхающийся от спешки согбенный Захария (кто же бросит доброго старика?) ехали в сторону вокзала на неторопливом автобусе.

И все получилось в эту ночь. У них у всех все получилось.

Алиса, Готфрид и Захария добрались до пансиона, где поднялись на двенадцатый этаж и дождались в своей комнате полуночи. Там уже нес свою вахту Шрам. Потом Шрам, Алиса и Скальпель вышли в коридор, убедились, что там никого нет, и проделали в обратном направлении почти тот же путь, что и Стас днем. Они лишь не стали перебираться в кафе, а проулком вышли на соседнюю улицу, где их ждал Бруно, оседлавший рычащее чудовище на трех колесах.

Бруно отвез их к старым баням Семена Оболенского, простоватого русского мужичка, попариться к которому ходили все представители высшего света города и, довольно морщась от обильного пара, бьющего из каменной печи, никогда не задумывались о том, что Семен Оболенский, потомок богатого на истории русского рода, купил этот смешной бизнес только для того, чтобы получить здание, стоящее на старинном, едва ли не времен римского владычества, акведуке, который был скрыт городскими наслоениями. Об этом акведуке сохранились лишь немногие документы в городском архиве, но после появления вывески «Бани Семена Оболенского» эти документы чудесным образом исчезли. К акведуку можно было проехать на неширокой – не более двух метров в ширину – тележке, запряженной мулами, через угольный склад бань. Там, на глубине в десяток метров, были вмурованы в каменные стены тяжелые стальные ворота и неусыпно несла вахту стража из отборных бойцов уличного дна. Но они пропустили мотоцикл с коляской. Пропускать кого надо и не давать покинуть подземелье кому не надо – за это и платил им Семен.

Фарик сказал, что, когда началась война, Семен был корнетом русской армии. Корнет Оболенский. Стас в это не верил, но спорить не стал. Про себя же решил, что если где и находился нынешний хозяин бань, так это в густых Муромских лесах, где учился управляться с кистенем и засапожными ножами. А может, и вовсе ходил в народовольцах. А что, Оболенский – подходящая фамилия для бомбиста.