Донатор - Владимир Георгиевич Босин
Мой знакомец постарел, резко обозначились морщины на лице и кожа на шее провисла. Выступила желтизна возле воспалённых глаз.
— Дима, ты в курсе событий?
Дождавшись моего кивка он продолжил, — Дима, дорогой мне нужна твоя помощь.
— Я Вас слушаю, Давид Арчилович, — я даже догадываюсь какая.
Сняв очки, мужчина устало промассажировал переносицу. После долгой паузы продолжил:
— Не спал три ночи толком, у Ларочки в палате три дня провёл. Понимаешь, у меня это второй брак. От первого есть сын и дочь, уже взрослые. Сын тоже врач, дочь замужем, подарила мне внучку. С супругой у нас всегда были сложные отношения. Я даже не надеялся встретить свою половинку. После развода случайно познакомился с девушкой в поезде, разговорились. А через месяц я привёл её в ЗАГС. С тех пор мы вместе, уже семь лет. Правда детей у нас нет по медицинским причинам. Но мы собирались сделать операцию Ларочке, прогноз положительный. А тут такая беда, Ларису после аварии конечно прооперировали, повреждения не значительные. Вот только пострадал мозг, был сильный удар со стороны пассажирского сидения. Пока прогноз стабильно тяжёлый. Мозг очень тонкая область, не понятно, сколько время она пролежит в коме и какие будут последствия.
Пожилой мужчина опять водрузил очки и пристально посмотрел на меня.
— Давид Арчилович, ничего обещать не могу. Я не волшебник, но постараюсь безусловно.
Мужчина улыбнулся, резко подошёл ко мне и обнял. Когда он вышел я задумчиво сел в своё рабочее кресло.
— Сима, дорогая, вылазь на свет божий. Что скажешь по этому поводу?
— Ничего, нужны исследования. У меня не было такого опыта. Теоретически кома — это специфическое состояние между жизнью и смертью. Может пройти сама собой или наоборот человек перейдёт в конечную стадию.
С моей Симочкой у нас вышел познавательный разговор вечером. Я остался на ночь в новом доме, протопил печь. На улице не холодно, но в доме сыровато. Вот лежу, слушаю сверчка и общаюсь с Симой. Разговор пошёл о ней родимой. Она обиделась на мою шутку, что она суперкомпьютер. И сейчас я получил лекцию об искусственном интеллекте.
«Принципиально ИИ — это вычислительная машина, даже если у неё имеется определённая свобода действий. И в этом плане по вычислительным возможностям она значительно опережает возможности мозга. Но, главное — что ИИ не может понять смысл своих действий.
В живом интеллекте проходят процессы, связанные с такими понятиями, как эмоциональность, телесность, ошибка. Предполагается наличие желаний и осознание своего места. ИИ производит вычисления и даёт прогнозы, будучи не способным осмыслить свои действия. Поэтому вопрос — может ли ИИ заменить человека абсурден по своей сути. Можно сказать, что различия между ИИ и человеком качественные, а не количественные».
— Хорошо, я понял. А что ты можешь сказать о себе, — задал я давно интересующий вопрос.
— Я мыслю, значит я существую. Я телесна и связана с донором. Я имею эмоциональность, совершаю ошибки. Какой можно сделать вывод?
Мне кажется, что Сима улыбается сейчас.
— Ясно, я не сомневался в ответе, но всё равно — интересно, как ты сама себя оцениваешь. А как сравнить мой мозг и твои возможности?
— Плотность нейронов в твоём мозгу намного выше и в этом плане его производительность значительнее. Зато мои вычислительные и аппаратные возможности превосходят твои. Если бы мы объединили наши возможности, можно было бы выйти на качественно новый уровень.
— А что нужно для этого?
— Как минимум это должно быть твоё решение.
С этой мыслью я и уснул. А на следующий день мы с главврачом выехал в 10 утра в город. Нас ждала больница.
В Пироговке нам удалось пройти в отделение реанимации, только присутствие Давида Арчиловича позволило мне попасть в святая святых. Одиночная палата, масса оборудования. Молодая женщина, возраст не определю, подключена к аппарату искусственной вентиляции лёгких. Она опутана трубками системы. Успокаивающе попискивает медицинское оборудование. Пока Давид Арчилович возится с женой, устраивая её голову поудобней, я знакомлюсь с медицинской картой.
Так, оттёк мозга в следствии ЧМТ. Кома 2-й степени. То есть контакта нет, сохранились глоточные функции, но кожные отсутствуют. Дыхание шумное.
Прилагаются результаты обследования КТ и МРТ, а также ЭЭГ. Мой спутник что-то говорит, сыпет терминами, не понимая, что для меня это китайская грамота. А вот Сима одёргивает, — не мешай, тупица.
Интересно, если она — это я, то кто из нас тупица. Просто у неё память лучше и всё.
— Так что Дима, специалисты предлагают ждать ещё три с половиной недели, а пока проводить интенсивную терапию.
— И какие прогнозы?
— Ну какие, лучше, чем при коме 3-й степени.
— Ясно, Давид Арчилович, я могу попробовать. Но мне нужны для этого условия. Первым делом нужно перевести её к нам в отдельную палату. Доступ только мне, вам и доверенной медсестре. Скажу сразу, это не может произойти быстро. И гарантии тоже дать не могу.
Врач опять подошёл к лежащей женщине и погладил ей по лицу.
— Хорошо, я договорюсь о переводе и подпишу соответствующие документы. Думаю, смогу всё решить в течение завтрашнего дня. Нужна будет специальная машина и сиделка.
Ни завтра, ни послезавтра врач жену перевезти не смог. Её состояние ухудшилось и они не решились её перевозить.
— Дима, я не знаю, на что решиться. У Лары упало артериальной давление, это говорит об ухудшении состояния. Сегодня состоялся консилиум врачей, они предлагают хирургическое вмешательство. Причём срочно.
— Давид Арчилович, дайте мне пару минут, всё обдумать.
— Сима, что скажешь?
— Соглашайся, это неплохой новый опыт для нас. Даю 70 % на положительный прогноз.
— А остальные 30 %?
— Как у вас говорят, 100 % может дать только господь бог.
Давид Арчилович вроде спокойно стоит рядом, ожидая моего ответа. Его состояние выдаёт мокрая лысина и подрагивающие пальцы рук.
— Я бы рискнул, но нам нужно подготовить помещение.
— Отлично, этим я сам займусь.
К концу следующего дня в смежном от моего кабинета помещении, которое использовалось как склад медпрепаратов, появилась палата на одного человека и необходимое оборудование. Ещё раньше меня познакомили с медсестрой и сиделкой. Их нанял лично Хуцишвили, сиделка приступала к своей работе, когда медсестра уходила отдыхать. Давид Арчилович разместил их в домике, неподалёку от клиники.
— У Елены Алексеевны огромный опыт работы в реанимации и мы знакомы не один десяток лет. А сиделку мне рекомендовал товарищ. Обе знают, что надо помалкивать, общение с персоналом клиники запрещено. Доступ в палату только в нашем присутствии.
Мы продумывали разместить больную в одном из домов, но это оказалось проблематичным. За короткий срок невозможно
