Дом напротив озера - Райли Сейгер

Детектив Энсон дружелюбна настолько, насколько она может быть дружелюбной. Она не улыбается, когда говорит, но и не выглядит слишком озабоченной, разговаривая с человеком, в котором подозревает серийного убийцу.

Том, с другой стороны, весьма обаятельный, как он это умеет. Непринужденно стоя во дворе своего дома, он посмеивается над чем-то, что только что сказала Вилма. Его глаза сверкают, а зубы сияют яркой белизной из-за приоткрытых губ.

Это наигранное поведение.

Я знаю, потому что, когда мы с Буном проезжаем мимо в грузовике, Том смотрит на меня так холодно, что как будто сейчас заморозит меня как эскимо, которое я только что бросила в мусорный бак на парковке. Я пытаюсь отвести взгляд, – с Буна на дорогу впереди и на мелькающий сквозь деревья кусочек озера, – но не могу. Но Том не отводит от меня взгляда, он смотрит на меня пристально, пока я проезжаю мимо него на грузовике.

Я медленно поворачиваю голову в его сторону.

Наши взгляды встретились.

Улыбка, которая была на его лице всего несколько секунд назад, теперь исчезла.

Когда Бун подвозит меня к моему дому, несколько секунд неловкой тишины между нами, пока он ждет, когда я приглашу его войти, и я размышляю, хочу ли я этого. Каждый разговор или небольшой контакт немного сближает нас, как двух застенчивых подростков, сидящих на одной скамейке и неумолимо притягивающихся друг к другу. И сейчас это может быть не лучшей идеей для нас обоих.

У меня не было таких колебаний с Моррисом, театральным собутыльником, ставшим приятелем по сексу, рабочим сцены из «Частицы сомненья». У нас с ним была одна и та же идея: напиться и трахнуться.

Но Бун не Моррис. Он трезвый, во-первых. И так же в кризисной ситуации, как и я. Что касается того, чего он хочет, я предполагаю – и надеюсь, – что он хочет секса со мной. Но с какой целью? Этот вопрос засел у меня в голове, как песня Тейлор Свифт. Не зная его намерений, я даже не хочу начинать эту игру.

Кроме того, мне очень нужно выпить.

Та жажда, которую я сразу же ощутила, когда мне напомнили, что я не пила весь день, не прошла. Конечно, она немного притупилась, когда Бун провел пальцем по моей нижней губе, и еще когда Том уставился на меня, когда мы проезжали мимо его дома. Теперь, однако, мое желание активировалось, и мне нужно срочно его удовлетворить.

То, к чему я не могу прикоснуться, пока Бун рядом.

– Спокойной ночи, – говорю я громче, чем обычно, чтобы быть услышанной из-за работающего на холостом ходу двигателя грузовика. – Спасибо за мороженое.

Брови Буна немного приподнялись, как будто он удивлен, что его отвергли. Глядя на то, как он это делает, я подозреваю, что это случается не часто.

– Нет проблем, – говорит он. – Спокойной ночи.

Я выхожу из грузовика и захожу внутрь. Сумерки опустились на долину, сделав дом у озера мрачным и серым. Я хожу из комнаты в комнату, включая свет и прогоняя тени. Дойдя до столовой, я направляюсь прямо к винному шкафу и беру ближайшую бутылку в пределах досягаемости.

Бурбон.

Но после того как я открыла бутылку, что-то, что Бун сказал мне ранее, не дает мне поднести ее к губам.

«Я причинял боль другим, и не только себе».

А я причиняю вред другим своим пьянством?

Да. В этом нет никаких сомнений. Я причиняю боль Марни. Я причиняю боль своим друзьям и коллегам. Я съеживаюсь, думая о том, как чертовски груба я была с актерами и рабочей группой «Частицы сомненья». Появиться пьяной на сцене было признаком крайнего неуважения к их тяжелой работе. Ни один из них не встал на мою защиту после того, как меня уволили, и я не могу их винить.

Что касается моей матери, то я пью с чистой совестью, потому что хочу причинить ей боль, хотя она настаивает, что я наказываю только себя. Не правда. Если бы у меня отобрали выпивку, одно из немногих вещей, которые доставляют мне удовольствие, вот тогда это было бы наказание.

Я люблю пить.

Много.

Мне нравится, как я себя чувствую после трех, четырех или пяти порций. Вялая и расслабленная. Как медуза, которая дрейфует в спокойном море. Хотя я знаю, что это не продлится долго – что в какой-то момент у меня пересохнет во рту, у меня заболит голова и я буду поднимать ставки, – эта временная невесомость того стоит.

Но ни одна из этих вещей не является причиной того, что я пила все дни последние девять месяцев.

Я не пью, чтобы причинить боль или наказать себя.

Я пью, чтобы забыться.

Вот почему я наклоняю бутылку и подношу ее к пересохшим приоткрытым губам. Когда бурбон попадает на мой язык и заднюю часть горла, все напряжение в моем разуме и мышцах внезапно ослабевает. Я разжимаюсь, как бутон цветка, раскрывающийся в полном расцвете.

Это намного, намного лучше.

Я делаю еще два глотка из бутылки, прежде чем наполнить стакан и выйти на крыльцо. Сумерки окрасили озеро в ртутно-серый цвет, а легкий ветерок, дующий с воды, морщит поверхность. На другом берегу озера в темноте стоит дом Ройсов. Его стеклянные стены отражают движущуюся воду, из-за чего кажется, что сам дом колеблется.

Оптическая иллюзия режет глаза.

Я закрываю их и делаю еще несколько слепых глотков.

Я остаюсь в таком положении сколько-то времени. Минуты? Полчаса? Я не отслеживаю, потому что мне все равно. Я довольствуюсь тем, что просто сижу в кресле-качалке с закрытыми глазами, пока тепло бурбона противодействует холоду вечернего бриза.

Ветер усилился настолько, что озеро забушевало. Триш объявляет о своем скором приходе. Вода катится к береговой линии, ударяясь о каменную подпорную стену сразу за крыльцом. Звучит тревожно, как будто кто-то топает по воде, и я не