Три правила ангела - Катерина Снежинская
Ленка ахнула, осознав, что дело, кажется, и впрямь серьёзное. Комод, стоящий в дядюшкиной прихожей, двигали всего два раза в году, чтоб пыль под ним протереть, в генеральную уборку на Пасху ещё осенью. И то приходилось звать Митьку, здоровенного бугая из второго подъезда, который каждый раз божился, будто «больше ни в жисть», потому как «пупок развяжется». Шкаф же и вовсе никогда не трогали из-за монументальной неподъемности. А тут дядя смог один?! И куда звонить, действительно в ноль-два или сразу в ноль-три, чтоб приехали вязать впавшего в буйство, а, заодно, и в непомерную силу родственника?
– Елена, прекращай идиотничать и вызывай милицию! – непререкаемым тоном велел Михал Сергеич. – У меня в комнате содержится общественно опасный преступник!
– Ой, а что это у вас тут? – поинтересовалась совершенно неслышно материализовавшаяся на лестничной площадке Марьванна с Бароном на руках. – Леночка, ты заперла Михал Сергеича?
– Ну, пошла потеха, – пробормотала Ленка.
И потеха действительно пошла. К тому времени, как приехала полиция, а потом и вызванные ими эмчеэсовцы; как бравые ребята спускались на тросах, чтобы проникнуть в квартиру через окно в кухне; как убедили дядюшку, что окно это всё-таки придётся открыть и проникнут в него вовсе не ещё одни преступники, а пожарные (МЧС он не признавал и за спецслужбу не считал); как «скорая» спасла Марьванну, у которой на почве переживаний сделалось давление, а другая бригада помогла Любовь Петровне, заработавшей сердечный удар на почве сопереживания заклятой подруге; как отловили сначала сбежавшего, а потом укусившего полицейского, ажиотированного Барона; как отобрали у восьмилетнего Федьки из третьего подъезда дубинку, которую он умудрился незаметно для всех спереть с ремня другого стража правопорядка; как, наконец, отодвинули сначала комод, а потом шкаф… В общем, к одиннадцати вечера картина случившегося более-менее прояснилась.
Дело было так. Михал Сергеевич, откушав чаю, в самый раз собирался посмотреть шестичасовые новости и уже даже телевизор включил, когда услышал в дверном замке подозрительное царапанье. Ленкин дядюшка был, конечно, человеком пожилым, имел серьёзные проблемы с ногами, да и видел плоховато, зато на слух не жаловался и соображал не хуже, а то и получше некоторых молодых. Поняв, что позвонить в полицию и позвать на помощь он просто не успеет, а дозваться соседей не сумеет, потому как все на работе ещё, а от таких же стариков проку немного, Михал Сергеич решил действовать самостоятельно. Перехватив поудобнее палку, с которой он даже в квартире не расставался, старик спрятался за дверью и огрел вошедшего злоумышленника по черепу.
– А утюжок на него уж сам упал, – как бы извиняясь, надтреснутым стариковским голосом каялся дядя. – Племянница бельё гладила, да позабыла доску убрать и утюжок тоже, вот он и упал. И прямёхонько на преступника. – Племянница, то есть Ленка, отлично помнила, что всё убрала, да и бельё она всегда гладила в своей, а вовсе не дядюшкиной комнате, но промолчала. – Палку об него обломал, – едва не плакал немощный дедок, в которого вдруг превратился Михал Сергеич.
– С одного удара? – усомнился полицейский, разглядывая обломки буковой трости, перехваченной для надёжности медными кольцами.
– Да что там нынче за палки! – горестно отмахнулся трясущейся рукой дядюшка. – Одни опилки да клей.
А преступник на самом деле дожидался в комнате. Но и куда ему, бедолаге, деваться было, спеленатому-то по рукам и ногам. Видимо, дядюшка впопыхах не нашёл верёвки, так связал парня простынями, стянув поверх брючными ремнями, своим и преступника, и – для надёжности, что ли? – замотав ему лицо полотенцем так, что злоумышленник дышал-то с трудом, лишь мычал невнятно. Впрочем, даже его глаза фокусировались… не очень.
– Ну ты силён, дед, – восхищённо протянул полицейский, сдвигая форменную фуражку на затылок.
– Слава ВДВ, – скромно и совсем тихо отозвался Михал Сергеич, не без гордости косясь на портрет, украшающий стену.
На фото, аккуратно вставленном в рамочку ещё покойной супругой, дядя был молодым, бравым, в кожаном шлеме и с рюкзаком-ранцем за спиной.
– Вы этого молодчика знаете? – спросил другой полицейский, постарше.
– Впервые вижу, – чётко отрапортовал Михал Сергеич.
– Нет, – помотала головой Ленка.
Парня же она и впрямь не знала, лишь два раза видела и всё в обществе Виталика. Старообрядцева его бы и не узнала, если б не обсосанный чупа-чупс, валяющийся на паркете возле «стенки». Помнится, на рынке он тоже палочку от карамели гонял из одного угла рта в другой. А на лестничной площадке, когда Макса ударили, вроде бы обёртка от леденца валялась.
Значит, всё-таки Виталя? Только что ему потребовалось в дядюшкиной квартире, да ещё практически белым днём?
***
Увидав Ленку, участковый так скривился, словно у него все зубы разом заныли и даже обернулся на совершенно пустой коридор, будто сбежать хотел. Но вздохнув тяжко, набрался, видать храбрости, подошёл, недовольно пыхтя и отдуваясь, не без труда выудил из кармана амбарную связку ключей.
– Ну что тебе опять нужно, Старообрядцева? – проворчал, безрезультатно пытаясь вставить ключ в замок и всё мимо попадая. – Что ты всё сюда ходишь? Как на работу, ей богу.
– Всего-то третий раз пришла, – тихо напомнила Лена.
– Уже третий раз! – раздражённо рыкнул Григорий Григорьевич по фамилии Порывай и уставился на непослушный ключ, будто впервые его видя. – Думаешь, дел у меня других нету, кроме как с вами разбираться? Да делу у меня… во! – участковый с силой похлопал себя по апоплексической багровой шее. – Русским языком тебе сказано, идёт доследственная проверка. Поняла, что ли? Ну и ступай себе. Иди, иди. Видишь у меня того… работа.
– Не вижу, – вконец обнаглела Ленка, отобрала у полицейского связку, подвинув весьма упитанного дяденьку плечом, и, отыскав нужный, открыла хлипкую дверцу. Из кабинета пахнуло холодом, будто из подвала, и застарелым табачным перегаром. – Вы бы поговорили со мной, Григорий Григорьевич, объяснили бы всё, я бы на самом деле пошла и вас больше не беспокоила.
– Между прочим, Старообрядцева, на тебя тоже сигналы поступали, – набычисался участковый, видимо обиженный Ленкиной самостоятельностью. – Ты где прописана-то? А живёшь здеся. Вот то-то!
– Так у меня временная прописка есть, за квартиру мы с дядей за двоих платим. И трудовая книжка у меня имеется.
– Умные все какие стали! – осерчал Григорий Григорьевич. – Кошек с собаками кто подкармливает на регулярной
