Геннадий Прашкевич - Шпион против алхимиков (авторский сборник)

– Она не опасна? Джек подмигнул:

– Не более, чем мадам Дегри.

– Как это понимать?

– Как нечто ободряющее. Мадам Дегри умерла от сердечного приступа, адентит тут ни при чем. Слишком жаркое лето, Эл, и вообще… Чем меньше ты будешь понимать, тем, может быть, лучше. Советую думать о мадам Дегри только как о своей удаче.

Я хмуро кивнул:

– Ладно.

И спросил:

– А Отис? Если он ненадежен, зачем ты связался с ним?

– Он удобен. Это важно. Ты еще поймешь, почему. К тому же, он не дурак. Полистай «Зоологическое обозрение».

– Почему «Зоологическое»?

– Иногда он публикует в нем свои работы. Он криптозоолог.

– Что это такое?

– Специалист по необычным видам. Животных, конечно. Но может быть, и растений. Не знаю.

– Необычные виды?

– Ну да. Разве не слыхал про такие? Снежный человек, скажем, Несси или тот же глоубстер. Вроде бы всем известны, даже оставляют следы, но никто не держал в руках даже шерстинки с них.

– Разве глоубстер не стал реальностью? Его же выбросило на берег.

– Лучше бы он оставался мифом! – выругался Джек. – Отису с ним крупно не повезло.

– А тем, кто попал на кладбище?

– Оставь, Эл. Те, кто попал на кладбище, в игре уже не участвуют. Мелани Кертрайт все последние годы издевалась над Отисом, ее сотрудники, как могли, высмеивали Кирка. Никто, кроме Отиса, не верил в существование глоубстера, а попала эта тварь в руки Мелани. Даже ты на месте Кирка возненавидел бы Мелани Кертрайт.

2

Пока Джек натягивал свежую рубашку, пока мы допивали кофе и спускались на прокаленную солнцем улицу, я услышал много интересного об Отисе.

Стоило шерифу погрозить кулаком в сторону моря, как Отис мгновенно появлялся на телевизионном экране. Эта штука, сынок, говорил он, передразнивая шерифа и имея в виду, конечно, глоубстера, – эта штука, сынок, старше тебя на десятки миллионов лет. Не думаю, что такие цифры дойдут до тебя, сынок, но представь себе, даже твои волосатые предки говорили о глоубстере с уважением. Стоило Мелани или ее сотрудникам в очередной раз посмеяться над суевериями и мифами островитян, как Отис вновь появлялся на телевизионном экране. Военно–морской флот, – говорил он, обращаясь к жителям острова Лэн, – довольно не беден. Благодаря нам, налогоплательщикам, конечно. И если Мелани Кертрайт и ее недоумки не верят фактам, значит, наш военно–морской флот вкладывает наши деньги вовсе не туда, куда следовало бы их вкладывать. Не стоит так щедро оплачивать глупость людей, даже если многие из них имеют ученые степени.

Телевидение любило Отиса. Его выступления отдавали скандалом. Он никогда не церемонился, и, благодаря его стараниям, глоубстер в самом деле стал предметом некоей гордости для островитян. Ведь у других ничего подобного не было.

Начинал Отис как зоолог. И начинал интересно, обратил на себя внимание. Правда, возня с вонючими препаратами быстро ему наскучила. Он жаждал доблестей и славы. Он увлекся аквильским чудищем. Даже когда было доказано, что аквильское чудище – блеф, он не потерял вкуса к тайнам. В течение трех лет он издал три книги. «Тайны больших глубин», «Еще о тайнах больших глубин» и, наконец, томик, напичканный формулами и цифрами. Изучив данные доступных ему святых книг, Отис доказал, что Иисус был распят не в какой–то другой день, а именно двадцать второго марта. Он предложил помечать этот день в календарях особыми цифрами. У одних оппонентов Отиса такое предложение вызвало гнев, у других чувство неловкости. Но Отис плевал и на тех и на других. Он занялся научной журналистикой. Он много путешествовал. В Уганде на него напал живой птеродактиль. Так Отис утверждал, показывая искалеченные пальцы на левой руке, других доказательств у него не было. Академические круги перестали принимать слова Отиса на веру, из журналистики он тоже ушел, закончив моргом – так называют в редакциях газетный архив. Последние семь лет Отис безвыездно провел на острове Лэн. Кажется, он извлек из архивов все существующие указания на прежние появления глоубстера. Кое–кто считал, Отис и глоубстера выдумал.

А потом эта тварь попала в руки Мелани.

3

Я кивнул.

Мы шли по пустой улице, стараясь держаться в тени. Но от каменных стен несло жаром, падали с ветвей скрюченные листья равеналии – дерева путешественников, отовсюду несло прелью и запустением. Я слушал Джека, но думал не об Отисе. Отис, похоже, столь же редкая тварь, как и глоубстер, но меня сейчас интересовал город.

Вялые равеналии, встопорщенные колючие пальмы, огромный эвкалипт, по колени погрузившийся в сброшенную с себя кору, ломкие стебли персимона, пожелтевшая трава, и везде – на клумбах, на крышах, под заборами, под ногами – листья, листья, всех форм, всех расцветок.

Колючие, угловатые, овальные, почти круглые, даже сердцевидные… Я дивился, откуда столько листьев?

Ну да, никто не следит за чистотой дворов и улиц, таких и служб–то сейчас, наверное, нет, и все же: как могло скопиться за два месяца такое количество листьев? Они шуршали под ногами, падали с веток. С ними мешались обрывки лиан, неопределенные растоптанные стебли, вайи папоротников, явно занесенные из парка. Природа, не контролируемая человеком, прямо взбесилась.

Правда, и люди от нее не отставали.

Я никогда не видел столь запущенных улиц.

Женский туфель под ногами, бесконечные, злобно поблескивающие под солнцем обрывки магнитофонной пленки, какие–то бумажки, пакеты, тряпье.

– Тут что, мусор не вывозят?

– Мусор? – удивился Джек. – Были дни, когда трупы вывозить не успевали.

– А это?

Я остановился перед рекламным щитом. Он потемнел от пыли, выцвел от солнца, но кое–какие надписи еще проглядывали сквозь слой пыли.

И не только надписи.

Я различил в нижнем углу щита крошечное черное солнце с лучами–протуберанцами.

Крошечное черное солнце.

– Глоубстер, – без особого интереса подтвердил Джек. – Пока острову ничего не грозило, глоубстер красовался на всех рекламных щитах. Его лепили на джинсы, на рубашки, он украшал фасады отелей, о нем распевали куплеты, это сейчас он ничего, кроме страха, не вызывает.

– А болезнь… Этот адентит… О самой болезни что–то уже известно?

– Ничего определенного.

– На острове много специалистов. В той же лаборатории Гардера. Что они говорят?

– «Сохраняйте спокойствие!» – вот что они говорят, – раздраженно отмахнулся Джек, увлекая меня к запущенному трехэтажному дому. – Они ничего не знают. Даже возбудитель адентита ими пока не выявлен.

Он поднял руку и указал на неприметную дверь. На двери красовалось черное солнце, под его извилистыми лучами угадывались стилизованные буквы.