Владимир Романовский - Полезный Груз

Краут сносно провел в тюрьме два года. Затем его перевели в другую тюрьму, и там он провел такую же сделку с другим «главным». Деньги на воле поставлял знакомым «главных» партнер Краута, боявшийся, что в случае отказа Краут попросит власти пересмотреть дело партнера в виду поступивших (от Краута) новых данных. Еще через год Краута выпустили на поруки.

Оказалось, что денег нет, исчезли вместе с напарником. Наводить справки было опасно. Краут решил начать всё сначала, но нужно было иметь, даже не начальный капитал, а – крышу над головой, еду, одежду. Тут Краут обнаружил, что он изгой. В учреждения его не хотели брать даже уборщиком. Помыкавшись, он задействовал приобретенные в тюрьме связи, и ему устроили несколько дел, связанных с наркотиками – достаточно для того, чтобы заплатить за перелет через Атлантику. Несколько раз его хотели подставить, но обмануть Краута всегда было делом сложным. Вернувшись в Йоганнесбург, Краут обнаружил, что прошлое его путешествует рядом с ним. Ни на какую, даже самую малооплачиваемую, работу его не брали. Он вернулся в родительский дом.

Родители его успели к тому моменту обеднеть, но это не остановило Краута. Начальный капитал предоставили знакомые родителей.

***

– Дженни, ты где там? – раздраженно сказал Краут, пробуя настройку. – Где ты шляешься? Сколько можно?

Молчание.

– Дженни? Прием!

Он решил, что подождет ее и присел на распределитель. Не хотелось выходить наружу, не хотелось лишний раз видеть холодные звезды. Краут повернул голову и захватил водяную трубку губами. Теплая неприятная вода. Дураки в Центре не разобрались, подсунули нам Дженни, а Дженни не возражала, не говорила, что ее мужчины не интересуют. По виду не могли определить? Много спеси, умными хотят выглядеть. А почему не возражала? Прикрывала любовницу. Иначе бы начали копать, открыли бы ее дело, заглянули бы. Наверное, что-то скрыла на суде. И не хотела, чтобы лишний раз ворошили.

До каспа я спал с Кларетт – а кто, интересно, не спал с ней до каспа? Все спали. Остальные бляди мне были противны. Я решил, что буду хранить верность жене. Наивный был. Год назад это было, а кажется – три жизни прожил, несмотря на то, что впечатлений, кроме каспа, никаких. В пространстве не может быть впечатлений, все впечатления остались на Земле.

Дженни не давала мне хандрить. Почему-то взяла надо мной шефство. Возможно сестринские чувства ко мне испытывала, непутевому тощему младшему брату. Если посчастливиться вернуться на Землю, я буду с Дженни дружить. Дженни хорошая. Если бы она не была лесбиянкой, и была бы стройнее телом, приятнее ликом, и светлее кожей, я бы на ней женился.

Вообще-то страхи мои глупые. Напридумывал невесть чего! С какой стати Доувер нас с собой не возьмет? Места, что ли, мало в кастрюле? Да завались там места. И припасов хватит, если из нашей развалюхи все забрать. Доувер злопамятный, но ведь с него там, на Земле, спросят? Отчетность есть все-таки? Правда, им там, на Земле, все равно, сколько нас тут выживает. Отработали заход – и ладно. Подохнем – меньше расходов. Но нет, вряд ли Доувер нас тут оставит. Не зверь он. Это я либо недобрал антидепрессантов, либо перебрал. И сразу параноидальные мысли пришли. Возьми себя в руки, Краут! Сосредоточься!

– Дженни!

Не откликается. Что-то у нее со скафандром, наверное. Чинит скафандр на станции. Она так долго может провозиться! Сколько? А если несколько часов? Станция защищена, а здесь, под этим колпаком, всякое может быть. Никакой скафандр не защитит, если несколькими тысячами рентген врежет. Лучше не испытывать судьбу, а тащиться обратно.

Краут поднялся и пошел к выходу. Ему хотелось идти тяжелым шагом, припадая на одну ногу и кряхтя, как ходят усталые люди на Земле. Ничего не вышло. Пришлось подпрыгивать обеими ногами, кенгурить. Ему захотелось, чтобы все вершители судеб, законодатели, начальники тюрьмы … вот так же. Выстроить их всех в шеренгу, направить автоматы, и пусть кенгурят. По улице, чтоб все видели.

Он раздраил выходной шамбр, подождал, пока откачается воздух, и выбрался наружу. Дженни лежала ничком перед самым входом.

Дженни? Может, не Дженни?

Краут присел на корточки и перевернул тело на спину. Визор весь забрызган кровью и лимфой изнутри. Разгерметизация.

Краут бессмысленно огляделся, а затем, взяв Дженни под мышки, приподнял ее и положил себе на плечо. На Земле она была бы для него слишком тяжелой, наверное. Здесь в несколько раз легче.

Дубстер, думал Краут с тоской. Как же я, человек умный и бывалый, тебе доверился! Предлагал вместе бежать, чтобы Доувер здесь остался. Какой же я кретин. Ты рассказал все Доуверу, Дубстер, и Доувер послал тебя … да, безусловно – убрать меня и Дженни. Очевидно, вся эта фармакология, которой я себя пичкал все это время, сыграла роль – я стал наивен и эмоционален. Из-за моей наивности погибла Дженни. И мне ничего теперь не остается, как только … что? Месть, что же еще. Никогда в жизни я никому не мстил, поскольку месть отнимает много времени и энергии, а пользы никакой. Но теперь я буду мстить. Подонки убили Дженни.

Дорогу ему пересек багайд – как кошка перебежала. Краут остановился и некоторое время смотрел вслед багайду. Он никогда в жизни не держал в руках оружие, а на Ганимеде оружия нет, но ему захотелось, чтобы у него был сейчас в руке автомат, а еще лучше гранатомет, чтобы испепелить этот багайд. Впрочем, на этом куске промерзшего камня автомат вряд ли согласился бы выполнять свои функции. Даже если в порохе достаточно кислорода, не выдержало бы дуло – рассыпалось бы.

У входа в станцию он стоял долго – бляди не хотели открывать. В конце концов Кларетт решила, наверное, проверить, кто там орет в передатчике.

Она таращилась на него огромными круглыми глазами. Краут внес Дженни в «каюткомпанию» и положил на топчан. И сел рядом.

– Что? – спросила Кларетт.

– Где Дубстер?

– Зачем тебе Дубстер? Что с ней?

– Сделала последний вклад, – объяснил он. – Где Дубстер, тебя спрашивают?

– Он куда-то ушел.

Да, подумал Краут. Ушел. Выследил Дженни, резанул … чем? … чем-то резанул по скафандру. А теперь пошел, небось, к кастрюле, докладывать Доуверу, что половина дела сделана. Я – следующий. Потом уберут Грейви и блядей. Их всегда можно убрать, никуда они не денутся.

Но я жив. Меня пока что не убрали. И я начинаю принимать меры. Не с тем связался ты, Доувер. Увел я у тебя бабу, да. Но ты ведь не собирался на ней жениться? А я женился. А ты женился на другой, и мог бы забыть, но не забыл. Что ж. Последствия грядут, Доувер.